– Мне кажется, заставлять их спать – не выход.

И когда она согласилась, я повернулся к детям и прокричал:

– Ну что, снежные зайчики, всем одеваться!

Следующие полчаса мы провели в борьбе с молниями, носками, пряжками, капюшонами и перчатками. Когда мы закончили, дети стали похожи на мумий, а наша кухня – на раздевалку участников зимних Олимпийских игр. И в дисциплине «Кретины на ледяной горке» в весовой категории больших собак выступал… пес Марли! Я открыл парадную дверь, и, прежде чем кто-либо успел сделать шаг, Марли пронесся мимо нас, сбив ненароком с ног сильно закутанную Колин. В то мгновение, когда его лапы почувствовали под собой странное белое покрытие («Ой, мокро! Ой, холодно!»), он переоценил ситуацию и попытался повернуться вокруг своей оси. Любой, кто водил машину во время снегопада, знает, что резкое торможение вкупе с разворотами не приводит ни к чему хорошему.

Марли занесло, и он покатился задом наперед. Он быстро свалился на бок и снова прыгнул на все четыре лапы, соскользнул со ступеньки и головой въехал в снежный сугроб. Когда он выбрался оттуда, то был похож на гигантский пончик, посыпанный сахарной пудрой. За исключением черного носа и двух карих глаз он был совершенно белым. Ужасная снежная собака! Марли не знал, что сделать с этой инородной субстанцией. Он засунул нос в глубокий сугроб и громко чихнул. Он прыгнул и снова сунул в сугроб морду. Затем, словно невидимая рука протянулась с небес и дала ему мощный заряд адреналина, он включил максимальную скорость и принялся передвигаться по саду гигантскими, размашистыми прыжками, которые прерывались только кувырками или резкими падениями. Снег приносил ему столько же радости, сколько налет на мусорный ящик соседей.

Проследив на снегу следы от лап Марли, можно было понять его изощренную логику. Его путь изобиловал резкими поворотами и разворотами, ломаными петлями и восьмерками, спиралями и тройными лутцами. Он следовал какому-то причудливому алгоритму, который понимал только он сам. Вскоре дети перехватили инициативу и начали кружиться, кататься и резвиться, и снег забивался во все складки их верхней одежды и под нее. Дженни вышла с тостами, намазанными маслом, кружками горячего какао и объявила: школа отменяется. Я знал, что у меня нет шансов быстро выехать на своем маленьком переднеприводном «ниссане» с подъездной дорожки, не говоря уж о том, чтобы пробраться по неровным сельским дорогам, поэтому я провозгласил День снега и для себя.

Я выгреб снег из каменного круга, который я выложил той осенью для костров на заднем дворе, и вскоре мы развели потрескивающий огонь. Дети съезжали на санках с горки, проезжали мимо костра и останавливались у опушки леса, а Марли бегал за ними. Я посмотрел на Дженни и спросил:

– Если бы тебе кто-нибудь год назад сказал, что ты с детьми будешь съезжать с заднего крыльца на санках, ты бы поверила?

– Никогда в жизни! – ответила она, тут же слепив снежок и запустив его мне в грудь.

В волосах Дженни блестел снег, на щеках играл румянец, а изо рта шел пар.

– Иди сюда, поцелуй меня, – позвал я.

Позже, пока дети грелись у костра, я решил тоже опробовать санки. Последний раз я катался на них будучи подростком.

– Хочешь присоединиться? – спросил я Дженни.

– Извини, Жан Клод, ты уж как-нибудь сам, – ответила она.

Я установил санки на вершине холма, лег на них спиной, опершись на локти и зафиксировав ноги спереди, и начал раскачиваться, чтобы скатиться. Нечасто Марли выпадала возможность посмотреть на меня сверху вниз, да еще чтобы такая выходка сошла ему с рук. Он робко подобрался ко мне и обнюхал мое лицо.

– Тебе чего? – спросил я, а это и было нужное ему приглашение.

Он вскарабкался на меня и улегся всей своей тушей.

– Уйди отсюда, толстый олух! – заорал я.

Но было уже поздно. Мы поехали вперед, набирая скорость.

– Доброго пути! – закричала Дженни откуда-то сзади. Пока мы летели вниз, Марли энергично облизывал мое лицо.

Наш общий вес был гораздо больше, чем вес детей, поэтому мы пролетели мимо той точки, где заканчивались следы саней.

– Держись, Марли! – закричал я. – Мы едем в лес!

Мы пронеслись мимо огромного орехового куста, потом между двумя вишневыми деревьями, чудесным образом миновав все жесткие объекты, продрались сквозь подлесок и ежевику. И вдруг я вспомнил, что немного дальше начинался берег до сих пор не замерзшего ручья. Я постарался выставить вперед ноги и использовать их как тормоза, но ботинки застряли. А берег был крутым, почти отвесным, и мы все продолжали нестись вперед. У меня хватило времени только на то, чтобы вцепиться в Марли, зажмуриться и закричать: «Ааааааааа!»

Санки соскочили с обрыва и повисли на моих ботинках. Это напоминало один из классических моментов мультиков, когда герои зависают в воздухе на несколько секунд, прежде чем разбиться вдребезги. Только в этом мультике я вцепился в безумного слюнявого лабрадора. Мы держались друг за друга и когда плюхнулись в сугроб на берегу, и потом, когда поехали к воде. Когда санки наконец остановились, я открыл глаза и оценил свое состояние. Я мог двигать пальцами ног и рук и крутить головой – вроде бы ничего не было сломано. Марли уже слез с меня и стоял рядом, сгорая от нетерпения еще раз испытать столь забавное приключение. Вздохнув, я встал и сказал ему отряхиваясь:

– Слишком стар я для таких приключений.

В последующие месяцы нам становилось все очевиднее, что Марли тоже для них староват.

Где-то к концу той первой нашей зимы в Пенсильвании я начал замечать, что Марли постепенно переходит из среднего возраста в предпенсионный. В декабре ему исполнилось девять, и он начал потихоньку сдавать. Выбросы безудержной энергии, когда адреналин играл у него в крови, все еще случались, но они становились короче и реже. Теперь Марли был рад весь день продремать, а на прогулках уставал раньше меня, что было непохоже на него. Однажды в конце зимы, когда температура была около нуля, а в воздухе уже пахло весной, я спустился со своим псом с нашего холма и взобрался на соседний, который был еще круче. На вершине возвышалась белая церквушка, а возле нее находилось кладбище, где были похоронены ветераны Гражданской войны. На самом деле мы гуляли так очень часто, и еще прошлой осенью Марли одолевал маршрут без видимых усилий, несмотря на крутизну склона. Но на этот раз пес отстал от меня. Всю дорогу я подбадривал его, но он напоминал заводную игрушку, замедляющую движения, когда садится батарейка. У Марли уже не хватало энергии, чтобы добраться до вершины. Я остановился, чтобы дать ему передохнуть, чего никогда раньше не делал.

– Ты же не подведешь меня, правда? – спросил я, нагнувшись и погладив его.

Марли посмотрел на меня. Глаза пса блестели, нос был мокрым, и казалось, он не обращал внимания на тревожные сигналы, которые посылал ему его организм. Морда Марли была скорее довольной, нежели усталой, как будто ничего и не было на свете лучше посиделок рядом с хозяином на тропинке морозным утром на исходе зимы.