Ничто не ускользало от ее острого взгляда: ни поза пирата, ни платье Эвелины, ни неверная интонация. Создавая спектакль, она заботливо и терпеливо обучала труппу, как мать ласково учит свое дитя сделать первый шаг.

Улыбка, озарившая ее лицо, когда сцена была безупречно сыграна, тронула его сердце, и он пожалел актеров, чьи плохо выученные роли или развязные движения заставляли ее хмуриться. Наблюдая за ее работой, Мейсон не заметил, как пролетело время. «Упорная, тяжелая, целеустремленная работа», — подумал он.

Когда она вышла на сцену в роли Эвелины, чтобы показать, как надо играть, у него перехватило дыхание от ее способности перевоплощаться. В одно мгновение, словно повинуясь какой-то волшебной силе, Райли исчезла, и на ее месте возникла ее героиня. Мейсон знал, что легкость, с которой она все делает, — результат тяжелой умственной работы и самодисциплины.

Эта женщина не предавалась безделью, как изнеженная красотка, не ожидала, когда любовник принесет ей дорогие побрякушки от «Ранделла и Бриджа»; жизнь и благополучие этой женщины и ее актеров зависели от успеха пьесы.

Райли трудилась, много трудилась, чтобы добиться успеха.

И Мейсон со стыдом подумал, что не может сказать того же о себе.

Погруженный в свои мысли, он не заметил, как к нему подошла Райли.

— Она очень хороша, — похвалила она Луизу. — У вас, Сент-Клеров, есть актерская жилка.

— Что? — переспросил Мейсон, поняв, что слишком глубоко задумался.

— Луиза, — сказала Райли, кивнув на его племянницу, которая в это время наизусть читала монолог Эвелины. — Она так естественна. Надеюсь, вы не против того, что я привлекла ее. Обычно во время репетиций меня заменяет Джинни, чтобы я могла следить за ходом пьесы, но она заболела.

Мейсон наблюдал за племянницей.

— Нет, я не против.

Райли улыбнулась.

— Если бы она не была дочерью графа, я бы прямо сейчас дала ей роль Эвелины.

— Но это же ваша роль, — возразил Мейсон.

— Да, но посмотрите на нее. Она — настоящая Эвелина, особенно в сценах с Родериком, который играет Жоффруа. Вместе они просто потрясающи.

Мейсон некоторое время наблюдал за племянницей и понял, что Райли права. Не только Луиза, но и Родерик. Когда молодые актеры играли, зрители верили им, до того убедительно они жаждали быть вместе. Может быть, слишком убедительно.

— Моя дорогая Эвелина, — говорил Родерик, заключая Луизу в объятия, — клянусь, больше ничто не разлучит нас.

Луиза, игравшая свою роль с излишним воодушевлением, приникла к нему и таяла в его объятиях, не спуская с Родерика полного страсти взгляда.

— Ради тебя, любимый, я отрекаюсь от всего: моей чести, семьи, долга.

Родерик все сильнее прижимал к себе Луизу. Все присутствующие замерли, словно завороженные судьбой этих несчастных и гонимых влюбленных.

— Один поцелуй, милая Эвелина. Скрепим нашу клятву поцелуем.

Молодой актер склонился к Луизе, и Мейсон понял, что он собирается по-настоящему поцеловать ее, а Луиза — ответить ему.

— Одну минуту, — вмешался Мейсон, впервые испытав чувство отца, обнаружившего, что его дочь уже взрослая. Он ринулся к ним и растащил их.

— Достаточно на сегодня. Ты прекрасно справилась с ролью, Луиза, но, боюсь, кузине Фелисити немедленно требуется твоя помощь.

— Но, дядя, — запротестовала Луиза, все еще не спуская взгляда со своего Жоффруа.

— Никаких возражений. Ты очень помогла Райли, но сейчас тебя просит помочь кузина Фелисити.

— Нет, я ничего не прошу, — тонким голоском произнесла кузина Фелисити.

Мейсон тяжело вздохнул. Как он не заметил ее? Да очень просто, она забилась в уголок, уютно устроившись там рядом с мистером Петтибоуном.

Внезапно он понял, что, вероятно, ему не следовало избегать репетиций Райли, ибо, казалось, все в этом доме были поглощены довольно сомнительными любовными делами.

Об этом свидетельствовало выражение круглого лица кузины Фелисити — леди казалась влюбленной не меньше, чем Луиза.

Черт, что же будет дальше?

— Дядя, мне хорошо и здесь, — сказала Луиза, подвигаясь к Родерику. Он выпрямился, и глаза его гневно заблестели — совсем как у Жоффруа, у которого собирались отнять возлюбленную.

— И мне тоже, — из солидарности заявила кузина Фелисити.

— Не думаю, — сказал Мейсон. — Разве вам не надо заняться вашим вышиванием, кузина?

— Я бы занялась, но у меня закончились нитки. — Она повернулась к своему новому поклоннику: — Ужасно трудно подобрать нужный оттенок лазоревого цвета.

Мистер Петтибоун взял руку кузины Фелисити. Поднеся ее пальцы к своим губам, он приник к ним долгим поцелуем и ответил:

— Вам только стоит взглянуть в зеркало, и вы увидите самый прелестный оттенок этого цвета в своих прекрасных глазах, моя дорогая леди.

Мейсон содрогнулся от такого напыщенного комплимента и, взяв кузину Фелисити за локоть, вырвал ее руку у любезного кавалера.

— Может быть, вы с Луизой сумеете найти нужный оттенок сегодня днем, — сказал он.

— Ты предлагаешь нам поехать по магазинам? — пришла в восторг леди. — Ах, Мейсон, как мило с твоей стороны. Луиза, мистер Петтибоун может помочь нам.

— Нет, не может, — к великому облегчению Мейсона, сказала Райли. — У Агги сегодня очень много работы.

— Но, Райли… — начал мистер Петтибоун.

— Нет, Агги, — встав между ним и кузиной Фелисити, сказала Райли. — Сегодня у тебя примерка с Джейн, и ты должен быть в театре, когда принесут счета для оплаты.

Мистер Петтибоун очень расстроился, но, повернувшись к кузине Фелисити, прижал руку к груди.

— Мы не должны думать, что нас можно разлучить, моя дорогая. Мы всегда вместе, здесь, в наших сердцах. Узы нашей любви так крепки, что никто не сможет разорвать их.

Мейсон услышал, как Райли сказала себе под нос, что эти слова тоже надо вычеркнуть из пьесы.

— Не понимаю, почему я должна ехать, — жаловалась Луиза. — Райли, скажите дяде, что я нужна вам здесь.

Райли посмотрела на Мейсона, который, в свою очередь, покачал головой.

— Мы уже отрепетировали те сцены, где вы мне были нужны, — сказала она. — Теперь вы свободны и можете ехать с кузиной Фелисити.

Луиза надулась. Она в последний раз умоляюще посмотрела на Мейсона, но тот остался тверд в своем решении и указал на дверь. Ему только и не хватало, чтобы одна из Сент-Клеров сбежала с актером, покрыв позором всю семью. Для скандала уже было достаточно его увлечения и восхищения ведущей актрисой «Куинз-Гейт».

Лакей клуба «Уайтс» наклонился к игорному столу и тихо сказал лорду Кэристону: