Абонент ответил незамедлительно.

— Ты выжил? — осведомился Окаянный — скорее сердито, чем с облегчением. — А еще кто-нибудь?

Конечно же, это и заботит Окаянного в первую голову. Он откровенно встревожен тем, что раз Леопольд выжил, то могли уцелеть и другие, в том числе предреченное трио. Леопольд не ждал от него извинений за то, что оказался в той же самой западне, — тем паче и сам считал, что заслужил подобного. Оба знали, что идут праведным путем. Что бы там Леопольд ни чувствовал, он должен работать вместе с Окаянным, хотя тот и едва не прикончил его, чтобы добиться своей цели.

Понимая это, он изложил все, что узнал.

— Судя по тому, что я смог выведать, выжил только кардинал. Служанка видела труп, привезенный с места катастрофы. Возможно, есть и другие.

— Возвращайся в замок и осмотри этот труп, — распорядился Окаянный. — Убедись, что остальные мертвы. Принеси мне доказательства.

Леопольд должен был и сам об этом подумать, но, проникнув в резиденцию, он подвергнется большому риску разоблачения. И все же пообещал Окаянному:

— Будет сделано.

Считаные минуты спустя Леопольд оказался у секретных ворот, ведущих в подземное сангвинистское крыло замка, вознося молитвы, чтобы никто эту дверь не охранял. Добравшись туда, он порезал нежную кожу ладони, уронил пару драгоценных капель крови в старую каменную чашу, прошептал необходимые молитвы и скользнул сквозь открывшиеся двери.

Помедлив на пороге, Леопольд напряг все органы чувств: ловя слухом биение сердец, чутьем — присутствие других, зрением пытаясь заглянуть в каждый темный закуток.

Вполне убедившись в том, что пребывает в одиночестве, Леопольд двинулся к часовне сангвинистов. Все тела, обнаруженные после взрыва, должны были принести туда. Он помнил, как слушал панихиду.

Опасаясь, что поблизости могут оказаться другие члены Ордена, Леопольд извлек свой короткий клинок, крепко сжав его в ладони. За свою долгую жизнь он убил множество людей и стригоев, но еще ни разу не убивал другого сангвиниста. И духовно препоясался к такой возможности.

Он молча двинулся по последнему тоннелю, вдыхая знакомые подземные запахи сырой земли, крысиного помета и намек на благовония после недавней мессы. Приближаясь ко входу в капеллу, замедлил шаг. До его слуха долетели негромкие молитвы, приковав его к месту.

Он узнал голос одинокого плакальщика.

Кардинал Бернард.

Прокравшись к закрытой двери, Леопольд заглянул сквозь проделанное в ней крохотное окошко. За рядом скамей находился каменный престол, покрытый белой напрестольной пеленой, с двумя восковыми свечами, горящими по оба конца. А посередине высился золотой потир, до краев полный вином. Мерцающие свечи отражались в витражных окнах, врезанных в камень по обе стороны, — и в эбеновом гробу, установленном пред алтарем.

Леопольд заметил простой серебряный крест, прикрепленный к крышке.

Это гроб сангвиниста.

Он знал, что тело, находящееся внутри, должно быть отправлено в Рим и предано упокоению в Святилище под храмом Святого Петра — единственном месте на земле, достаточно надежном, чтобы уберечь их секреты.

Но один человек еще не готов проститься с ним навсегда.

Перед гробом стоял коленопреклоненный Бернард, понурив свою белую голову и бормоча молитвы. Он будто убавился в росте, низвергнутый со своих кардинальских высот в пучину личного горя.

Столкнувшись теперь с физическим доказательством собственных деяний, Леопольд ощутил пронзительную горесть. Воитель Церкви полег, и вполне возможно, от его собственной руки. И хотя подобная гибель на службе Церкви наконец-то принесла сангвинисту вечный покой, утешения в этой мысли Леопольд не нашел.

Алые одеяния Бернарда, склонившегося, чтобы положить руку на гроб, покрылись складками.

— Прощай, сын мой.

Леопольд представил лица соратников-сангвинистов, находившихся на поезде вместе с ним. Судя по прощальным словам кардинала, в этом гробу лежит или Рун, или Христиан.

Встав, Бернард покинул капеллу, сгорбившись от горя.

Леопольд отступил в боковую кладовку, заполненную бочонками вина. Выждал, когда звук шагов кардинала окончательно стихнет, после чего вернулся к часовне и проник в нее. И двинулся ко гробу, едва переставляя ноги, будто налитые свинцом от горя и осознания собственной вины. Он знал, что Окаянный хотел, чтобы в этом гробу оказался Рун — предреченный Рыцарь Христов. Участь остальных не столь определенна, хотя, скорее всего, их останки так разметало взрывом, что доставить их сюда было просто невозможно.

Добравшись до гроба, Леопольд провел ладонью по холодной гладкой поверхности, шепча покаянную молитву. Досказав ее, затаил дыхание и, подняв крышку, заглянул внутрь, взяв нервы в кулак.

Там было пусто.

Леопольд в шоке принялся озираться по капелле, ожидая ловушки, но ничего не углядел.

Снова обратив внимание на гроб, он увидел, что тот не совсем пуст.

На дно с большой заботой уложили единственную нитку четок — бусины совсем истертые, маленький серебряный крестик потускнел от прикосновений пальцев за десятилетия молитв. Он представил, как Бернард поднимает эти четки из холодной грязи зимних полей — все, что осталось от сангвиниста, некогда носившего их.

Леопольду не требовалось прикасаться к ним, чтобы узнать, кому они принадлежали.

Он знает их как свои пять пальцев.

Это его четки, потерянные, когда его выбросило из поезда.

Он прикрыл глаза.

Узри, как низко я пал, Господь мой…

Он вспомнил Бернарда, согбенного печалью, потрясенного горем.

По мне… предателю.

Закрыв крышку гроба, он зашаркал прочь из капеллы, прочь из замка.

И лишь тогда дал волю слезам.

Бросает град Свой кусками; перед морозом Его кто устоит?

Псал. 147:6

19 декабря, 20 часов 04 минуты

по центральноевропейскому времени

Стокгольм, Швеция

Весь мир сковало льдом.

Съежившись от неумолимого мороза шведской ночи, Эрин, дрожа в своей куртке, брела по центральным улицам Стокгольма. Может, куртка и способна оборонить ее от укусов и клинков, но ничуть не защищает от пронизывающего ветра, забирающегося в каждую щелку. С каждым вздохом в легкие врывался мороз. Он сочился сквозь подошвы сапог даже от камней мостовой под ногами, покрытых ледяной глазурью.

Она узнала о пункте назначения, лишь когда чартерный самолет поднялся в воздух, устремляясь от Рима на север. Полет до Швеции, перенесший их в страну снегов и льдов, занял около трех часов. Теперь они направлялись на рандеву в городе с Григорием Распутиным, чтобы договориться об освобождении Томми Болара — возможно, Первого Ангела из пророчества.