Улыбка, поклон — и вот уже «господа доблестная офицера» изучает шикарные кожаные папки меню, уделяя особое внимание количеству нулей в графе «цены», а рядом со столиком нетерпеливо переминается с одной кривоватой ножки на другую очередная «китаяночка», явно тоскующая по родному киргизскому кочевью.

По мере оного изучения глаза сидевшего передо мной Волконского сужались все сильнее и к тому моменту, когда лейтенант дошел до перечня десертов, он уже вполне мог претендовать если не на звание почетного китайца, — для этого Волконский все же не располагал подходящим цветом кожи, — то на предков-японцев почти наверняка.

Я уже начал озабоченно оглядываться по сторонам, мысленно примеривая, что из ресторанной обстановки Николай может, по его же любимому выражению, «низвести в ноль». Выходило много, так как основными компонентами декора были бамбук и шелк. Что же касается персонала ресторана — мне однажды довелось видеть так называемое у-шу в исполнении наставника одного из легендарных китайских школ-монастырей и его учеников. Так вот, сам мастер, возможно, и сумел бы справиться с чемпионом крейсера по боксу в полутяже, а вот его ученики — навряд ли.

Положение, неожиданно для всех, разрядил прапорщик Дейнека, который, покраснев, аки вареный рак, и запинаясь раза в два больше обычного, осведомился у замершей в ожидании заказа официантки, принимают ли они в качестве оплаты… э-э, вот это?

«Вот это» оказалось довольно толстой перехваченной резинкой пачкой дензнаков, среди которых, насколько я успел разглядеть, преобладали синюшные «салфетки» Малороссийского Революционного Конвента, однако также наличествовали и колониальные марки не самого мелкого номинала.

Озадаченно моргнув, официантка усеменила в направлении кухни, — а мы дружно принялись допытываться у несчастного прапорщика, какую из известных ему военных тайн агенты Комитета Всеобщего Благополучия и лично товарищ Чугуев оценили столь высоко. Бедный Дейнека покраснел еще больше и забормотал что-то насчет полевой сумки заколотого его бойцами политрука и своем детском увлечении бонистикой… пока приконвоированный официанткой старичок — первый настоящий китаец, увиденный мной в «Голубом Драконе», — не назвал нам действующие в его «почтенном заведении» обменные курсы.

Повисшую над столиком тишину нарушил, к моему вящему удивлению, не Волконский, а штабс-капитан Овечкин, заметивший, — не свойственным ему обычно меланхоличным тоном, — что герр Линдеман, похоже, допускает крупную стратегическую ошибку, пытаясь оперировать танками и турбокоптерами, ведь манипуляции с печатным станком могли бы оказаться куда действенней.

Замечание было не совсем справедливым, о чем я и не замедлил сообщить: ибо в отличие, скажем, от Наполеона, таскавшего фальшивомонетную типографию в обозе своей Grande Army, германские колониальные марки хоть и уступали по качеству настоящим имперским, но печатались в типографии «Аугуст Петрик» под присмотром контролеров Имперского Банка — заодно с фальшивыми рублями, фунтами и иенами.

Как и следовало ожидать, в награду за защиту кайзеровца я немедленно заработал вопрос об источниках столь глубоких познаний — и был вынужден срочно изобрести знакомого гравера, привлекавшегося Контрразведывательным Департаментом Генштаба именно для консультации по поводу продукции вышеупомянутой типографии. После чего успешно сменил опасную тему, вызвавшись просветить друзей относительно блюд китайской кухни, и для начала отсоветовал бывшему моряку даже думать о некоторых экзотичных пунктах меню. А именно: мясо крабов с акульими поплавками — в девичестве, надо полагать, бывшими все же акульими плавниками, — вареные моллюски, трепанг с луком, яйца черепахи, морской гребешок с шариками из редьки, обжаренные креветки, блюдо из 8 «реликвий», грибы под устричным соусом и иже с ними.

Лейтенант, который, похоже, нацелился как раз на что-то из упомянутого перечня, с легкой обидой в голосе осведомился о причинах моей нелюбви к прошедшим обработку китайских кулинаров морепродуктам. На что я в свою очередь возразил, что дело вовсе не в моем отношении к оным, а в обыкновенной логике. Конкретно же — в расстоянии, отделяющем нас от ближайшей акватории, которую поименованные морепродукты считают подходящей для обитания. Если же добавить к полученному числу километров еще и текущую обстановку на фронтах…

После этих слов прапорщик сдавленно хихикнул, я же был вознагражден весьма многозначительным взглядом комвзвода-2. Затем лейтенант попытался выяснить у меня компоненты «супа изъ ласточкиныхъ гнездъ», но был прерван Игорем — на мой взгляд, как нельзя более вовремя. Ведь если «Bird's nest soup» являлся еще относительно безобидным блюдом, то следующий пункт меню: «солянка и суп из змеи» — уже имел прямое отношение к безногим пресмыкающимся. А в окрестностях Брянска в отличие от Шанхая и Тайбэя таковыми, сколь мне мнилось, числились только ужи и гадюки.

В конечном счете выбор заказа был большинством голосов доверен специалисту, и этому же специалисту пришлось прочесть своим спутникам небольшую лекцию по традиционной китайской кухне — что я и проделал, начав, разумеется, со знаменитого изречения Лао-Цзы. Великий китайский философ древности Лао-Цзы однажды сказал, что «искусство управления большим государством подобно искусству приготовления маленькой рыбы».

От Лао-Цзы я плавно перешел к не менее древнему и философски настроенному создателю прообраза современной диетологии — теории «гармонизации питания» «диннай-тяо-хэ» И Мню. Далее перечислил основные северные: пекинский, тяньцзиньский и шаньдунский и южные: сычуаньский, хунаньский, цзянсунский, чжэцзянский и кантонский стили. К моменту, когда я добрался до трех неотъемлемых и в равной степени важных характеристик, которыми, согласно канону, должно обладать каждое блюдо — цвету или виду сэ, аромату сян и вкусу вэй, — наш заказ уже стоял ка столе, так что я получил возможность проиллюстрировать методы достижения эстетической выразительности при помощи утки по-пекински.

Судя по меню, шеф-повар «Голубого Дракона» отдавал предпочтение Северу — приятно, потому как, скажем, знаменитую остротой своих обильно приправленных жгучим красным стручковым перцем блюд сычуаньскую кухню лично я никогда особо не приветствовал.

Все эти блюда наподобие «мяса с ароматом рыбы», «мяса гунбао», «медвежьей ступни» и «курицы со странным вкусом»… на мой личный взгляд, они не для нашего, европейского вкуса — чтобы понять и должным образом насладиться ими, необходимо пропитаться духом Поднебесной от макушки до пяток. А уж соевый сыр доуфу…

Вслед за уткой на столике появились отварные пельмени цзяоцзы, жареные пельмени готе и приготовленные на пару пирожки баоцзы. Десертом послужило вполне обычное мороженое, выбор же напитков я, нарочито проигнорировав протесты Волконского и умильную гримасу прапорщика, ограничил чаем.

Чего в китайской кухне нельзя оспорить — так это ее высокой питательной ценности. По крайней мере сам я по завершении трапезы взирал на окружающий мир куда более добрыми и вдобавок изрядно осоловелыми глазами. Что до моих спутников, то юный прапорщик всем своим видом выражал готовность заснуть немедленно, не слезая со стула. Волконский же, откинувшись и сложив руки на пузе чуть повыше пряжки ремня, уверенно заявил, что перемещаться на собственных конечностях он в ближайшее время не способен, зато охотно позволит катить его наподобие бочонка.