– Разумеется, почтенные джентльмены понимают, что этот вопрос находится вне компетенции правительства Британии, которое, однако, рассмотрит все приемлемые способы помощи этим людям, – подытожил прения премьер-министр, оставив Хелен в полном недоумении касательно того, кто еще, кроме британского правительства, компетентен решать этот вопрос.

Но если в словах премьер-министра она услышала сплошное «нет», то ее муж уловил в них намек на новую возможность, и вскоре новая делегация – на сей раз из квакеров и ортодоксальных евреев, под предводительством Лионеля де Ротшильда и дяди Хелен, – явилась на встречу с Чемберленом в его резиденцию на Даунинг-стрит, 10, где изложила тот самый план, который теперь аккуратными стопками машинописных страниц лежал перед каждым членом комитета.

– Вчера премьер-министр Чемберлен довел наши предложения до сведения всех двадцати двух членов кабинета, – обратился к собравшимся Лионель де Ротшильд. – Министр внутренних дел выразил опасение, что помогать придется в основном престарелым евреям, как наиболее нуждающимся. В ту же дудку дул и министр внутренних дел, но наше предложение финансовой поддержки распространяется, разумеется, только на детей, и премьер заверил меня, что неоднократно это подчеркивал. Итак, наш план рассчитан на пять тысяч человек. Какую часть от существующей необходимости он покрывает?

– Мы полагаем, что число немецких и австрийских детей моложе семнадцати лет, нуждающихся в предоставлении убежища, составляет от шестидесяти до семидесяти тысяч, – ответил Деннис Коэн.

Настала долгая пауза: собравшиеся переваривали услышанное.

Слово взял Норман:

– Больше всего ожидается детей в возрасте до десяти лет. Мы уже договорились, что в Харидже откроют два летних лагеря, где мы разместим тех, для кого приемные семьи пока не найдены. По мере появления желающих взять их к себе дети будут покидать лагерь. Международный комитет помощи детям Германии берет на себя задачу поиска подходящих домов. У них уже есть опыт такой работы: еще до недавней вспышки насилия они нашли приемные семьи для пятисот…

Саймон Маркс перебил его:

– Из тех пятисот половина были крещеными, к тому же они прибывали в страну на протяжении нескольких лет. Теперь нам предстоит пристроить пять тысяч, которые прибудут все сразу, максимум в течение недели. А это не одно и то же.

– У нас нет выбора, – ответил ему Норман. – Ни у кого, кроме Международного комитета, такого опыта нет, но им, разумеется, придется помочь с деньгами. Сами они достаточно средств не соберут.

– Вы уверены, что следует вести речь только о детях? – вмешался Невилл Ласки. – Я продолжаю считать, что въездные визы следует давать семьям…

– В обществе есть большой страх перед тем, что, если доступ в страну получат семьи, они никогда отсюда не уедут, – заявил Лионель де Ротшильд. – Нам придется публично заявить, что предоставление детям из Германии убежища в Британии – мера временная и что они вернутся на родину, как только это станет возможно. Однако премьер-министр понимает, что нельзя закрывать глаза на существующую возможность усыновления части этих детей британскими родителями, а также на то, что девушки постарше могут пойти в услужение в дома британцев или выйти замуж за граждан Британии. Он полагает, что с юношей необходимо будет взять подписку о возвращении.

Норман начал было:

– Миссис… – но, встретив взгляд Хелен, осекся, а может быть, и сам вспомнил, что она ему говорила. – Кое-кто из нас, – поправился он, – задумался об источниках финансирования столь массового мероприятия. Имена жертвователей уже много раз публиковались в «Джуиш кроникл». Мы считаем, что настала пора подключить к делу нееврейскую прессу.

– То есть широкую публику? – с ноткой тревоги в голосе переспросил главный раввин.

– Предположим, средства мы соберем, но вот найти дома для пяти тысяч детей… – сказал Деннис Коэн.

– То есть мы ведем речь о размещении еврейских детей в домах неевреев? – всполошился раввин. – А как же их вера? Их религиозное обучение?

Все, кто был за столом, вытаращились на него, ошарашенные, должно быть, не меньше Хелен.

– Ребе, вы ведь понимаете, что положение критическое? – заговорила она, удивляясь самой себе. – По-вашему, пусть лучше пять тысяч еврейских детей умрут, чем найдут приют под христианским кровом?

– Конечно, ребе, – поспешил вмешаться Деннис Коэн, – мы будем отдавать предпочтение еврейским семьям, когда это будет возможно, но я лично буду благодарен людям любой веры, которые предложат сейчас свою помощь. Мы обратимся ко всем желающим предоставить детям из Германии жилье, соответствующее минимальным стандартным требованиям, которые обычно предъявляет к приютам для британских детей совет города Лондона.

– Но не лучше ли было бы разместить их в гостевых домах или в школах, чем в домах не иудеев? – стоял на своем раввин.

– Где эти дети, и без того оторванные от родных и близких, не получат ни тепла, ни ласки? А ведь многие из них совсем еще малыши, – возразила Хелен.

– Будем полагаться на то, что представительство еврейской молодежи в Германии и еврейская община в Вене догадаются сортировать детей по степени их религиозной уязвимости, – сказал Деннис Коэн.

– В группе риска окажутся мальчики старшего возраста – предостерегла Хелен, – и девочки помладше, которых прежде всего захотят удочерить британцы.

– Мы привезем сюда всех, кого сможем, и станем уповать на Господа, – произнес Норман.

– Уповать на Господа, – вполголоса повторила за мужем Хелен; сомнительное предприятие, учитывая, что во многом Он уже отказал.

К собранию обратился Лионель де Ротшильд:

– Время дорого. Предлагаю поставить на голосование вопрос о том, намерены ли мы предложить план Бентвича – Коэна парламенту?

Кэте Пергер подняла голову и вздрогнула, увидев человека в длинной темной шинели и начищенных до блеска сапогах, который по-хозяйски входил в ее кабинет в сопровождении большого пса – вислозадой немецкой овчарки. За его спиной другие люди, тоже в форме СС, окружили линотип, прикидывая, как ловчее перенести тяжелую машину в грузовик, который ждал их на улице.

Пес застыл на пороге, точно изваяние, а Адольф Эйхман сказал:

– Вы – Кэте Пергер.

Кэте встретила его взгляд. Она не услышала в его словах вопросительной интонации, а потому не сочла необходимым ответить.

– А где другие сотрудники вашей газеты? – спросил он.

– У меня больше нет сотрудников, оберштурмфюрер Эйхман, – сказала она, и почти не солгала.

– Тогда пройдите со мной вы, – сказал он.

Даже в полумраке Штефан сразу разглядел разоренный письменный стол в окружении разбитых и разбросанных ящиков. Он перевернул один, почти целый. Пусто. Во всем кабинете Кэте Пергер, увешанном теперь знаками, запрещающими вход, не осталось ни единой бумажки. Все вывезли как улики против нее.