Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, практически всё, что мы носим сегодня, есть не что иное, как результат принципа борьбы за стимул, заключающегося в характере перемен, направленных на то, чтобы вызвать шок от внезапной новизны. То, что дерзко сегодня, становится обычным завтра и приевшимся послезавтра, и мы быстро забываем, откуда это взялось. Кто из мужчин, облачаясь во фраки и цилиндры, осознаёт, что надевает костюм сквайра конца XVIII века, отправлявшегося на охоту? Сколько бизнесменов, одетых в тёмные пиджачные пары, осознают, что подражают одежде некоего спортсмена начала XIX века? А сколько молодых людей, одетых в спортивные куртки, считают себя наездниками? Сколько юношей, одетых в рубашки с открытым воротом и широкие вязаные свитера, считают себя средиземноморскими рыбаками? И сколько девушек в мини-юбках считают себя теннисистками или фигуристками?
Шок проходит, новый стиль быстро усваивается, и тогда на место одного стимула должен прийти другой. Но мы можем быть полностью уверены: каким бы дерзким ни было сегодняшнее нововведение в мире моды, завтра оно станет респектабельным, а затем из моды выйдет, превратившись в напыщенную формальность, так как на его место придёт нечто новое и мятежное. Только постоянно сменяясь, крайности в мире моды, эти супернормальные стимулы дизайна, могут добиться влияния на массы. Возможно, необходимость есть не что иное, как мать изобретения, но, если говорить о супернормальных стимулах, затрагивающих мир моды, будет верным и то, что новизна есть не что иное, как мать необходимости.
Итак, мы рассмотрели пять принципов борьбы за стимул, которые связаны с усилением поведенческих реакций индивида. Иногда же появляется необходимость в тенденции совершенно противоположной. Когда это происходит, вступает в силу шестой и последний принцип.
6. Если стимулы слишком сильны, вы можете ослабить свои поведенческие реакции, снижая способность реагировать на эмоции, поступающие извне.
Этот принцип связан с "отсечением лишнего". Для некоторых животных в зоопарке заключение оказывается пугающим и приводит к стрессам, особенно когда они только что прибыли, переехали в новую клетку или же оказываются в одной клетке вместе с враждебно настроенными или неподходящими соседями. Находясь в возбуждённом состоянии, животные могут страдать от переизбытка стимулов. Когда это происходит, и они не в состоянии ни сбежать, ни спрятаться, им необходимо выключить стимулы, поступающие извне. Они могут сделать это, просто забравшись в угол и закрыв глаза. Это, по крайней мере, даёт возможность избавиться от стимулов визуальных. Чрезмерный, слишком продолжительный сон (средство, используемое как животными, так и людьми) также годится как некая особая форма отсечения, но животные не имеют возможности вечно сидеть в углу или спать.
Бодрствуя, они некоторым образом могут снять напряжение, прибегнув к «стереотипам» — маленьким уловкам (повторяющимся подёргиваниям, раскачиваниям, прыжкам, поворотам), которые, благодаря постоянным повторам, стали ещё и неким успокоительным средством. Дело в том, что для животного, страдающего от переизбытка стимулов, окружающая среда кажется настолько странной и пугающей, что любое, даже самое бессмысленное действие (если только оно давно знакомо) будет действовать успокаивающе — как будто в толпе встретился старый друг. Такие стереотипы можно наблюдать в любом вольере: огромные слоны ритмично покачиваются взад-вперёд; молодой шимпанзе раскачивается из стороны в сторону; белка бегает по кругу, подобно гонщику по вертикали; тигр трётся носом о решётку до тех пор, пока не обдирает его до крови.
Если некоторые модели поведения, связанные с переизбытком стимулов, время от времени наблюдаются у животных, страдающих от скуки, в этом нет ничего удивительного, так как стресс, вызванный крайней нехваткой стимулов, в известном смысле ничем не отличается от стресса, вызванного их переизбытком. Обе эти крайности неприятны, и связанный с ними дискомфорт вызывает стереотипную реакцию, так как животное отчаянно пытается избавиться от них и вернуться к стимулам умеренным — «золотой» середине, которая и есть цель борьбы за стимул.
Если обитатель "людского зверинца" начинает испытывать переизбыток стимулов, он также прибегает к принципу "отсечения лишнего". Когда различные принципы громогласно заявляют о себе и начинают конфликтовать друг с другом, ситуация становится невыносимой. Если мы в состоянии убежать и спрятаться, тогда всё в порядке, но наши обязательства по отношению к жизни в суперплемени этого сделать обычно не позволяют. Мы можем закрыть глаза и заткнуть уши, но здесь нужно нечто большее, чем беруши и повязка на глаза.
В крайнем случае, мы прибегаем к искусственным средствам: принимаем успокоительные таблетки, снотворное (иногда так много, что уходим от проблем навсегда), чрезмерное количество алкоголя и различные наркотические вещества. Этот вид борьбы за стимул можно назвать "химическим сном". Для того чтобы ответить на вопрос: "Почему именно так?", стоит подробнее коснуться сна естественного.
Огромная ценность нормального ночного сна заключается в том, что он даёт нам возможность разобраться в хаосе прошедшего дня и разложить всё по полочкам. Представьте офис, куда за день приходят горы документов, бумаг и писем. Столы завалены ими доверху, и работники не могут справиться с потоком материалов и информации. В течение дня им не хватает времени, чтобы всё это разобрать; они отправляются домой, оставив в офисе полный беспорядок. На следующее утро поток документов возобновится с новой силой, и ситуация мгновенно выйдет из-под контроля.
Если в течение дня мы страдаем от переизбытка стимулов в результате того, что наш мозг получает слишком много новой информации (большей частью противоречивой и трудно поддающейся классификации), мы ложимся спать в состоянии, похожем на то, в каком был оставлен в конце рабочего дня только что упомянутый офис. Но нам повезло больше, чем перегруженным работой сотрудникам: ночью в «офис», находящийся в нашей черепной коробке, кто-то приходит, всё разбирает и аккуратно раскладывает по полочкам, готовя его к натиску следующего дня. Этот процесс, происходящий в мозгу человека, мы и называем «сном». Во время сна мы можем отдохнуть физически; практически так же мы можем отдохнуть, если просто пролежим всю ночь. Но, бодрствуя, мы не будем видеть сновидения, следовательно, основной функцией сна является сновидение, а не отдых наших уставших членов. Мы спим для того, чтобы видеть сновидения, и видим их большую часть ночи. Новая информация укладывается в нашей голове, и мы просыпаемся с отдохнувшим мозгом, готовые начать ещё один трудный день.
Если дневная жизнь становится слишком напряжённой и мы испытываем слишком сильный переизбыток стимулов, обычный механизм сновидений подвергается серьёзным испытаниям. Это приводит к пристрастию к наркотикам, а также грозит опасностями, связанными с "химическим сном". Мы тщетно надеемся, что наркотики или лекарства создадут некое подобие сновидений. Но они, хотя и могут эффективно способствовать отключению от информации, хаотично поступающей извне, как правило, ничего общего с позитивной функцией сновидения — сортировкой и размещением информации — не имеют. Когда их действие проходит, временное обманчивое облегчение исчезает, а проблема остаётся. Таким образом, это средство обречено разочаровывать, а в придачу ко всему ещё и вызывать зависимость.