Вечером следующего дня к ней приехал папа. Папа приехал не один, а с отцом Славика Никанором. Это поразило Мусю необычайно. При всей своей строгости и принципиальности Никанор был законченным подкаблучником. Со свекровью у бабушки отношения не сложились, и чтобы этот суровый дядька старообрядец наплевал на мнение жены?.. Чудо, воистину чудо. Бог являл себя во всем. «Вот он я, здесь, существую, ау, посмотри, а ты не верила, дурочка». Обалдевшая от чудес Муся рассказала моим прадедам все без утайки. И даже как кокетничала с покупателями ради чаевых и лишних копеечек.

– Эх, выпороть бы тебя, дуру… – зло и мечтательно сказал Исаак.

– Нормально, по-божески, не для себя, для мужика, посаженного в острог, старалась, и для дочки. Нет греха, – ответил ему Никанор.

Около получаса они вели морально-этическую, богословскую почти дискуссию. В конце концов сошлись на том, что греха нет, но все бабы – дуры. Не могут отличить, кому можно голову морочить, а кому нельзя. С другой стороны, обстоятельства, в которых оказалась их невестка и дочь, полностью ее извиняют. Бабушка не успевала следить за прихотливыми изгибами мыслей рассуждающих мужчин. Ей просто очень хорошо стало, почти как в луже у церкви, когда лучик, отраженный от купола, ее осветил. Впервые за долгое время она снова почувствовала себя ребенком, у которого есть мудрые и сильные родители и которому не надо ни о чем думать. Помогут, защитят. От этого сладкого чувства она навзрыд, как в детстве, расплакалась. А мои прадеды напоили ее чаем и уложили спать. Ночью ей приснился Славик.

Ей помогли и ее защитили. Бывшему нэпману Никанору, обладавшему обширными связями в коммерческой и ментовской среде, не составило труда найти нужные концы. Героя войны Исаака выдвинули на авансцену, пустили с ходатайствами по высоким кабинетам, что позволило существенно снизить величину взятки. Финансировали предприятие на паритетных началах. Половину дал Никанор, половину Исаак. Славик, выйдя из тюрьмы и узнав эту историю, с гордостью назвал бабушку самой прекрасной в мире русско-еврейской концессией на паях. В итоге Мусе дали полтора года условно с конфискацией имущества. Впрочем, когда пришли описывать имущество, ничего не забрали. Нечего было забирать. Нищета, как в хижине дяди Тома. Дядя Том, пожалуй, еще и Рокфеллером выглядел на фоне Муси.

– Что же ты, воровка, – раздраженно спросил потративший без толку время пристав, – воровала, воровала и не наворовала?

– Я, дяденька, не воровала, – ответила бабушка, – я выживала. Дочку кормить надо, и муж в тюрьме.

Пристав понимающе посмотрел на плачущую в углу полуподвальной комнаты маленькую девочку, будущую мою мать, дал ей конфету и ушел.

После встряски жизнь потекла по-прежнему. Славик сидел, Муся хоть и под условным сроком, но продолжала обсчитывать клиентов в пивном ларьке. Делать это стало намного безопаснее. Подлого майора с понижением перевели в другой город. Новый начальник милиции, наслышанный о громкой истории, обходил бабушку десятой стороной. Одно изменилось: Бог показал себя Мусе, и она в него поверила. И еще, красный буденновец и героический снайпер Исаак из Киева окончательно подружился со старообрядцем, мироедом, расхитителем социалистической собственности Никанором из Москвы. Без божественного вмешательства этого точно не могло произойти.

6. Две книги и один живой свидетель

В отличие от бабушки, дед в Бога не верил. Допускал его существование, но не верил.

– Понимаешь, Витька, – объяснял он мне, – почти все, что я видел в жизни, отрицает божье бытие, и только одно подтверждает – Муся. Так что ничья, один-один. Вот помру, узнаю наверняка. И вообще, чего так носятся все с этим богом, не понимаю. Либо есть, либо нет, третьего не дано, слава богу, извини за каламбур. Допустим, есть, а я в него не верю. И что это меняет? Он же бог, а не девочка обидчивая, какая ему разница, верю я в него или нет? Лишь бы человек хороший был. Или нет бога, допустим, а я, напротив, в него верую. Ну от этого вообще никому ни холодно, ни горячо. Некоторые говорят, что без бога жить бессмысленно. Достоевский, например, изрек: «Если бога нет, то все позволено». Я не согласен, рабская психология. Вроде как если начальник отсутствует, то можно и на работу болт забить. Зэки в лагере так и поступают, когда надсмотрщики расслабляются. И правильно, кстати, делают. Им положено: рабам нужно максимально филонить, дольше проживут. Но это в лагере и рабам. Ты мне другое объясни, почему большинство людей, даже культурных и высокообразованных, так стремятся в лагерь? Свободу свою, с небес свалившуюся, и то быстро под зону затачивают. Не понимаю. Зачем? Я вот там был, например. Ничего хорошего, совсем ничего.

Что я, сопляк, мог ему сказать? Сам от него ответов ждал и иногда дожидался. Очевидно, что человеку, прошедшему и четверть того, что прошел Славик, очень трудно поверить в Бога. Это очевидно. Невероятно другое: не веря в Бога, Славик почему-то верил в человека. Возмущался, что люди сами себе тюрьмы обустраивают, когда их никто не заставляет. В человека верить, по-моему, значительно труднее, особенно при его-то жизненном опыте. Не доспорил я с ним, не договорил. Сейчас бы ответил, что его вера в человека сама по себе и является доказательством существования Господа. Самое большое и необъяснимое чудо. Но сейчас наши споры не имеют смысла. Он уже в другом измерении и знает точно. И смеется, наверное, над собой или, наоборот, упрямится.

– Ну и что? – говорит сердито. – Есть бог, и ладно. Ничего не изменилось, главное – человеком порядочным быть. Я, собственно, это и утверждал.

* * *

О своей лагерной эпопее дед рассказывал не то чтобы охотно, но много. Правда, до 1985 года не говорил ничего. Прорвало его после того, как я, очарованный Горбачевым и безоговорочно поверивший в Перестройку, заявил, что хочу стать в будущем Генеральным секретарем ЦК КПСС. Безусловно, только для того, чтобы вернуть потрепанной коммунистической идее первоначальный блеск и восстановить ленинские принципы управления государством. Услышав мою политическую платформу, дед обалдел. Помолчал сердито, с трудом подавил желание дать подзатыльник по моей пустой голове и ехидно заметил:

– А чего восстанавливать-то? Все идет согласно ленинскому плану.

– Какому? – не понял я.

– Ну как же, каждая кухарка может управлять государством. Каждая и управляет.

– Но Михаил Сергеевич не кухарка…

– Ах да, забыл, не кухарка он, комбайнер. Орден Ленина получил за то, что комбайнером был отличным, и, в соответствии с ленинскими же заветами, полез управлять государством. Нечего исправлять, Витька. Все нормально…

– Не передергивай, дедушка, Горбачев образованный человек, МГУ окончил, имеет большой опыт работы.

– Знаешь чего, давай не будем спорить сейчас, – отмахнулся от меня Славик, – я тебе одну книжку дам почитать, прочтешь – поговорим. Только читать здесь будешь, у меня, родителям я позвоню. За выходные справишься. И никому не рассказывай, что читал. За эту книгу посадить могут и тебя, и меня. Договорились?

– Договорились, – стараясь унять волнение, ответил я.