Пир был в разгаре, когда князю сообщили, что приехал боярин Всеволод Широкий.

Владимир велел звать на пир:

– Пей и ешь, небось в Царьграде таким не накормят! Потом поговорим.

Боярин ел и пил, но дело свое знал, успел рассказать, что… у императора Василия не то что дочерей, и семьи-то вовсе нет, а у его брата-соправителя девки больно молодые, им еще в куклы играть, а не замуж выходить.

Владимир начал мрачнеть, но боярин успокоил:

– Высватал я тебе, князь, сестру императорскую, царевну Анну Романовну.

– Ну-ка, ну-ка…

– Да, дочь прежнего императора Романа и его красавицы жены Феофано.

Всеволод словно в чем-то извинялся. Это насторожило Владимира, чуть прищурил глаза:

– Что не так? Вдова, с детьми или уродина?

– Нет! – почти обрадовался боярин. – Говорят, красива, мать-то красавица известная.

В этом слове прозвучало что-то насмешливое, но Владимир внимания не обратил, подогнав Всеволода:

– Не тяни!

– Детей нет, она и вовсе замужем не была.

– Так чего же?

– Двадцать пять лет царевне.

Владимир закусил ус. Двадцать пять… В таком возрасте не замужем только калека.

И снова боярин успокоил:

– У них, князь, порядок такой – царевен от себя не выдавать. Ни разу такого не бывало, чтобы царевну на сторону отдали.

– А куда ж девают?

– Во-от… – довольно протянул Всеволод, – потому и сидят до сроку, когда в монастырь отправляться пора. Или при братьях да дядьях до старости в девках живут. Бают, и царевна Анна так – добра, умна, хороша, а замуж не отдают.

– А еще хоть сватали?

– Да-а… – с готовностью подтвердил боярин, хотя понятия не имел, так ли это. – Много раз.

Владимир усмехнулся:

– Врешь. Но я верю.

Тут Всеволод вспомнил рассказы о сватовстве какой-то принцессы со стороны императора Западной Римской империи Оттона и немедленно сообщил об этом князю.

Тот приподнял бровь:

– За императора не отдали, а за меня отдать готовы?

– Готовы. Но просили время на размышления.

– Чего же размышлять, если согласны?

Всеволод развел руками:

– Князь, да ведь императорская дочка, негоже как-то сразу соглашаться.

– Сколько размышлять будут? А то я теперь крещеный, мне жен брать нельзя. Да и царевна твоя испортиться может, не первой же свежести девка.

Шутка вышла так себе, но вокруг с готовностью рассмеялись.

Владимир решил ждать ответ.

Боярин вернулся из Константинополя три седмицы назад, уже лето заканчивалось, а ответа все не было.

– Хорошо, я отправлюсь туда сам. Глупо сидеть женихом и чего-то ждать. Сыновья смеяться будут. Небось как увидит меня царевна, так сама поскорей из терема выбежит…

Он шутил, но чувствовал, как растет внутри совсем не христианское чувство злости и даже ненависти к будущей жене и ее братьям. Не будь он христианином, уже взял бы себе новую жену, а то и нескольких, но вот не может.

Но не объявлять же в Киеве, что отправляется в Константинополь торопить невесту и ее братьев? Нет, сказал, что повоевать болгар да Таврию собрался. Дружина была довольна…

Они, не торопясь, добрались до устья Днепра. Вперед давно высланы двое послов отдельно друг от друга, чтобы, если что случится с одним, другой донес весть, что киевский князь с дружиной движется на юг. Не свадебные послы, но с намеком, чтобы поспешили императоры, и сестра их тоже.

И вот уже само устье, лиман. А что дальше?

– Князь, посол, которого ты отправлял в Царьград, прибыл.

– Зови!

Вовремя, нечего сказать, не то пришлось бы стоять на якоре в устье или заявляться в Золотой Рог незваным гостем. Любят эти императоры тянуть…

– Ну, что?

Мирослав с поклоном передал свиток с печатью. Печать красная, свиток из дорогого пергамента. Значит, императорский.

– На словах что передали? – Владимир не стал читать при Мирославе, тот выглядел подозрительно смущенным.

– Ничего, князь, только это.

– Иди. Отдыхай.

Стоило сломать печать и развернуть, как порадовался, что не вслух сказали, а написали.

Базилевсы размышляли…

Владимир зубами скрипел от злости, даже теперь, когда он столь силен и способен, как когда-то его предок князь Олег Вещий, поставить на колени заносчивый Константинополь, ему дают понять, что он не достоин быть мужем старой девы, поскольку он робичич, а она рождена императрицей от императора!

Кто такая эта царевна? Ее мать хуже рабыни, сказывали, что в непотребном месте ее тогдашний наследник престола Роман нашел, голой в кабаке танцевала и посетителей ублажала. Но попала в постель царевича, вернее, он в ее постель, околдовала и стала невесткой императора. А уж потом и тестя отравила, и собственного мужа, и второго мужа позволила убить у себя на глазах. Мать шлюха и убийца, а дочь от него, князя Киевского, нос воротит?

Владимир просто забыл все наставления священника, забыл, что крещен, зато вспомнил, что надменных императоров можно заставить силой.

– Мы идем на Корсунь!

– Почему Корсунь, князь?

– Потому, что я так хочу!

Конечно, их ждали в Босфоре, наверняка были готовы горшки с греческим огнем, готовы старые суда, которые поджечь не жаль, поджечь и толкнуть в сторону ладей киевского князя. Владимир помнил рассказы Добрыни о неудачном походе князя Игоря Рюриковича и его сожженном этим огнем флоте.

Константинополь не отдает греческий огонь в чужие руки, значит, в Корсуни такого нет. Захватив город, который византийцам дорог, вполне можно диктовать свои условия.

Корсунь совсем рядом, нужно только полуостров обогнуть, помочь Византия не успеет, даже если постарается. Они решили унизить киевского князя? Еще посмотрим, кто кого унизит!

Корсунь закрылась, засела за крепкими крепостными стенами, такие не одолеть штурмом. Но это было все, что там смогли.

Владимир встал вокруг, запер подвоз в город еды, объявил, что будет стоять хоть три года, пока не возьмет город.

Зачем? Не столь уж велика и важна Корсунь, хотя отменно расположена. Расчет был прост – Константинополь придет Корсуни на помощь, тут князь и напомнит о слишком долгом сватовстве, и заставит извиняться.