Но есть один нюанс, который редко рассматривается. Ведь аристократ – неразрывен со своим прошлым. Все деяния его предков – в его крови, и вся честь рода – состоит из эха деяний в истории.

И вот во всем, что касается прошлого – уже нет месту торгу, коварству и сделке. Это настолько свято, что если прийти к аристократу и сделать одолжение не ему, а его прошлому – эмоции и ответ будут самыми честными.

Но для этого надо знать об аристократе нечто большее, чем знает о себе и былом он сам. То, что наверняка накопило за годы и знает ИСБ, но никогда не будет использовать – потому что этим вполне хватает и шантажа, с таким прикрытием от гнева и мести, как император самолично.

– Приехали, Максим Михайлович, университет, – вывел меня из рассуждений водитель.

– Спасибо, – поблагодарил я его и выбрался из салона.

Место встречи с Артемом мы обговорили заранее – возле входа, справа.

Собственно, там он и обнаружился, скучая в одиночестве на свободном от людского моря пятачке – такую массивную фигуру все предпочитали обходить заведомо.

– Привет, как дела? – Спросил он до неприличия бодрым голосом.

Вот кто сегодня спокойно спал.

– Я готовлюсь стать другом очень многим людям. – Честно и размеренно ответил я и тут же возмутился. – Что ты так смотришь подозрительно? Что ты за голову-то схватился? Что опять не так?!

Как подсказывает теория, людям с комплекцией Артема крайне не желательно прыгать на черепичную крышу, ходить по тонкому льду и кричать «Помогите!», потому что от такого рева все, кто мог бы помочь, на всякий случай разбегаются.

Теория, между тем, подкрепляется рядом достоверных слухов и фактическими данными прошедшего года: свежей заплаткой на крыше старой княжеской башни, под козырьком которой свили гнездо сокола, а так же многочисленными знаками «Осторожно, тонкий лед!» заполонившими заснеженный берег за какую-то одну ночь. К слову, несмотря на то, что Артем в те времена меня избегал, даже тогда я нашел время поддержать друга: подкармливал соколов самостоятельно, а все предупреждающие знаки в городе для пущей убедительности снабдил обращением «Артем!». Обращения совершенно по-хамски замазали на третий день…

Оказывается, есть еще одно действие, которое определенно не следует воспроизводить моему другу. А именно – в панике хвататься за голову.

Обычно крупные люди легко управляют своей мимикой, знают пределы движений (все вокруг такое хрупкое), а на высоких должностях и вовсе репетируют отдельные жесты перед зеркалом. Но, видимо, именно это движение последние три года Артем не тренировал. Раньше-то, в классе в девятом, у него получалось отлично – с толикой иронии, осуждения и лихорадочных мыслей, как все исправить. Однако сейчас он вырос, и вид со сцепленными на голове руками имел весьма деморализующий. Прямо хоть оглядывайся в поисках схемы бомбоубежища или физиономий многочисленного врага, которых можно бить. В общем, триггер на классическое «бей!» или «беги!».

Однако есть еще третий исход: благородный, похвальный и совершенно нежизнеспособный с учетом действующих лиц. «Спасай!».

– В-вы не смеете обижать Артема! – выставив палец вперед и храбро закрывая своим телом Артема примерно до уровня солнечного сплетения, выступила хрупкая девочка, в памяти моей отозвавшаяся на имя Вера. За тем столом в приемной комиссии она выглядела выше и не такой раздражающей.

Нет, до философских рассуждений и воспоминаний, мысли мои от такого ее явления были куда проще. Мещанские, одним словом, были мысли, самой приличной из которых являлось «откуда она тут взялась?». Главное, была бы в чем-то светомаскирующем, а тут подкралась в платье такой синевы, что зубы сводит, и тыкает в меня чуть подрагивающим от храбрости пальчиком.

– Вера, ты чего? – Тоже удивился Артем, осторожно тронув ее за руку.

– Нет! Я скажу! – Выпалила девушка, дернув плечом и глядя мне в глаза. – То, что вы даете ему деньги, не дает вам п-право его обижать!

«Какие-какие деньги?» – мелькнуло изумление. Перевел взгляд на Артема за ее спиной, а тот виновато развел руки. Ага, тоже мне – конспиратор недоделанный, наплел ей, что деньги чужие.

А теперь эта стоит, храбрится на остатках адреналина и куража, словно подслеповатый хомячок, выпрыгнувший перед бронепоездом. Соотношение отваги на единицу мозга примерно соответствующее.

Беда в том, что даже такое создание может принести кучу неприятностей – например, по скверной хомячковой традиции внезапно помереть от сердечного приступа. И где ее хоронить в этот солнечный день?

Так что и гаркнуть хочется, и проблему желательно обойти. В общем, надо обозначить, что бронепоезд стоит на месте, а перед ним бетонная стена.

Я вздохнул поглубже, успокаиваясь.

– Ты вообще знаешь…? – Указал я на Артема, собираясь завершить «кто он такой». Пусть с его княжеским титулом разбирается.

Но тут рекомый замотал головой и скорчил настолько жуткую физиономию, что позади испуганно вскликнула какая-то женщина, неосторожно глянувшая в нашу сторону.

– Ты вообще знаешь, – повторил я чуть нервно, придумывая, что теперь сказать, исходя из сложившейся диспозиции, и добавил осуждающего напора в голос. – Что он плохо ест?!

Вера явно ожидала услышать что-то иное, оттого сбилась и недоуменно повернулась к Артему.

Который выглядел так, что скорее из-за него плохо ест пара-тройка африканских государств. Ну хоть живот втянул – хотя там живота этого… В общем, скорее плечи расправил и грудь вперед выставил.

– А чем вы его кормите? – Оглядела она Артема, затем добавила с истерично-сострадательной нотой. – Это какой-то допинг, да? Вы испытываете на нем новые препараты?!

– Слушай, убери ее куда-нибудь, – потерял я терпение.

– К-куда?

– В карман! – Рявкнул я.

Отчего хомячок внезапно прозрел и попятился назад, ожидаемо упершись в стену по имени Артем. Но продолжил пятиться, не глядя перебирая руками по его телу в поисках то ли дверной ручки, то ли уступа, по которому можно забраться и убежать. Логично, что в своих поисках Вера достигла его лица, ощупала, признала, повернулась и со звуком «Ой!» мигом исчезла вправо в толпе.

– Вера, погоди, – заспешил Артем за ней.

«Вот что за человек», – недовольно поцокал я, проследив за его движением в людском море, волноломом рассекающим народные массы, пока он не исчез внутри здания. – «Сначала котят бездомных домой таскал, теперь квартиры раздает. А кому потом этих котят в нормальный дом устраивать? У него же сокола – мигом сожрут!»

– Конечно же, мне, – проворчал я уже вслух.

А ведь девушка – это уже не милое пушистое создание, которое можно вручить со значительным видом, как знак княжеской милости (и только попробуй на улицу выкинуть). У девушек есть достаточно возможностей, чтобы принимать решения самостоятельно и от них страдать.