Третья свидетельница завещания Заикиной только что прошла мимо него. Поздороваться она не соизволила. Живое противоречие, думал Алексеев, глядя ей вслед Можно ли свидетельствовать на чьём-то завещании, если тебя снедает желание плюнуть на могилу завещательницы?!

Очевидно, что да.

Может ли модистка и костюмерша разносить газеты по нотариальным конторам?

Очевидно, что нет.

__________________________________________________

[1] Каракуль – «чёрное озеро» (тюрк.).

[2] Почему бы и нет? (франц.)

[3] Бар-мицва («сын заповеди») – достижение еврейским мальчиком совершеннолетия.

[4] Кага́л («собрание народа, сход») – руководство общины, посредник между ней и государством.

[5] Лев Чудотворец (итал.).

[6] «Волчий билет» выдавался служащим, совершившим деяние, порочащее честь учреждения. В данном случае, имеется в виду запрет на врачебную деятельность и поступление на государственную службу.

[7] «Когда хочется сказать: ох и ой!» (идиш). Ближайший аналог: ой, горе какое!

[8] В полуодетом виде.

1

«Пошла, родимая!»

– Сколько, говоришь, твоему раззяве лет?

– Тридцать – тридцать пять. Высокий!

Костя показал рукой для верности.

– Один живёт, значит? Без семьи, без весёлой компании?

– Один, – подтвердил Костя.

Издевается, решил он. Похоже, служащий не верил ни единому Костиному слову: всё переспрашивал, уточнял, лез в душу. Филину до скрежета зубовного захотелось дать ветошнику в его лощёную румяную морду. Он и сам не заметил, как кулак сжал. Зато служитель – хайло в жилете! – заметил и на всякий случай проворно удрал за конторку.

– Ладно-ладно! Сейчас взгляну!

Он зашелестел страницами потрёпанного талмуда, куда записывали постояльцев.

– Говоришь, на днях заселился?

– Точно!

Это была уже пятая гостиница, куда заходил Филин в поисках злополучного Гастона. Это он, Костя, сообразил, что гастролёра нужно искать по отелям. Не знал он другого: как бы ловчее соврать гостиничным прохвостам, зачем им с Ёкарем понадобился Гастон.

– Ё! – осенило Ёкаря. – Давай скажем, что мы половые с трактира?! Нас хозяин послал, ё!

– На хрена?! – изумился Костя.

И руками показал: в смысле, послал-то на хрена?

– Клиента найти, ё! – гнул своё приятель. – Он, значитца, в трактире по пьянке бока̀ забыл, а нас возвращать погнали. А мы не знаем, которая гостиница. Вот, ищем, ё!

– Голова! – искренне восхитился Костя.

Вот ведь, подумал он. Рядом со мной, умным, даже Ёкарь делается не такой дурак, каким родился.

– А то!

– Ты только не говори: бока! Ты говори: часы. Иначе нас живо срисуют. Часы или даже хронометр.

– Хренометр!

– Часы, дубина! Всё, никакого хронометра. Просто часы, и баста.

– Часы! Я запомнил.

– Только у нас часов нету. Скажут тебе: «Где часики? Покажь!» А ты?

– А я им вот, ё! – Ёкарь продемонстрировал Филину могучий кукиш. Грязный большой палец, торчавший наружу, похабно шевелился. – Клиенту, скажу, отдам. А всяким-яким шиш с маслом – на чужое добро зариться!

Ёкарь раздухарился, представил, как будет всем под нос кукиши совать:

– Знаем мы таких! Раз – были бока да сплыли, ё!

– Часы, – напомнил Костя.

Ходить-выяснять решили порознь: одного полового для поисков за глаза хватит, и гостиниц так можно больше обойти. Поделили, кто куда; встречу назначили в начале Екатеринославской, где гостиниц этих – как тараканов за печкой. Ёкарь уже шагнул прочь, но вдруг обернулся:

– Так это что? Выходит, мы теперь вроде борзых? Да, Филин?

– Ты кого борзым назвал, а?!

– Нас, ё!

– Сдурел, чи шо?

– Зырь сам! Борзые фартовых ищут, вынюхивают. Найдут – вяжут или фараонам сдают. Так?

– Ну, вроде так...

– Мы Гастона ищем? Ищем. Вынюхиваем? Аж чихается...

– Ну?!

– Найдём – весовым сдадим. Так?

– Сравнил хрен с пальцем! – сегодня хрен был с Костей прямо неразлучен. – То весовые, а то фараоны, ё!

– Сам ты ё...

На том и разбежались.

И вот – пятая гостиница, где хозяином лягушатник Монне.

– ...Был похожий сударь, как не быть! На днях заселился.

– Как одет? Вдруг не он?

– Пальто-коверкот, цвета беж. Котелок. Саквояж.

– Какой ещё котелок? Для кулеша?

– Шляпа такая, болван! – рассердился служитель. – Да не про твою дурью голову!

– Зови его! Гляну, он ли. Если он, отдам часы.

– А что за часы?

Звать кого бы то ни было служитель не спешил.

– Серебряные, с гравировкой. Тебе-то какое дело?!

Филин смотрел исподлобья, всем своим видом показывая служителю: с тобой разговора не будет, зови постояльца.

– Съехал он вчера, – вздохнул служащий.

И зевнул, разом потеряв интерес и к Филину, и к часам.

– Съехал? Куда?!

– Докладывать он мне будет: как, что, куда... Примчался, как угорелый, забрал из номера саквояж, сел на извозчика – и фью-у-у!

– А часы?

– Оставь мне, я тебе за них рубль дам. Хозяину скажешь, что вернул.

– Ага, нашёл дурака!

Косте снова захотелось дать служителю в морду. Он плюнул на пол, вышел вон, громко хлопнув дверью, и сразу напоролся на Ёкаря.

– Всё обошёл, ё! Нема̀ его нигде.

– И здесь нема̀, – Костя махнул рукой себе за спину. – Жил похожий хмырь, да съехал. Всё одно не наш.

– Почему?

– По кочану! В пальте он был, и котёл на башке. А Гастон в кожухе и треухе.

– Вдруг сменил?

– Шо сменил?

– Кожух на пальту?

Умище, подумал Костя про Ёкаря. Глаз-алмаз! Сам Филин тоже переоделся – не светить же то барахло, в каком на гранд ходил? Серая свитка, картуз... Гастон уж всяко не дурнее нашего!

– Если так, он уже из города сдёрнул.

– А я о чём, ё?!

– Ветошник сказал: сел на извозчика – и тю-тю!