«После, как отек спал, я ездила туда. Думаю, вдруг, письмецо какое Глаша мне оставила? Врачиха одна сказала, что привезли ее в тяжелом состоянии, и в сознание она почти не приходила. Они замкнутые все, Ракитины, скрытные. Леонтий тогда уже с Эммой встречался, ухаживал, значит, за нею, а про Глашину болезнь молчал. Эмма бы мне непременно позвонила! Она баба простая, отзывчивая, грубоватая немного, зато шьет отлично. Я только у нее себе все заказывала: и платья, и юбки, и пальто. Что на такую тумбу купишь?»

«Это вы познакомили Леонтия с его будущей женой?»

«Я. Эмма мне понравилась. Обходительная, покладистая… Честно говоря, на Леонтия мне плевать. Глашу было жалко! Деточки выросли, а уходить из дому не торопились. Сидят и сидят сиднем. Глаша, как золушка, спину на них гнула. А они над ней потешались! Но я Эмме все честно выложила про Леонтия и его сестрицу, как на духу. Чтобы она потом меня не винила. Свахе ведь и первая чарка, и первая палка».

«Эмму это не остановило?»

«После тридцати женщину трудно остановить… Она меня выслушала, подумала и решила все же повстречаться с Леонтием, приглядеться, что он за птица. Мужчины умеют нам, бабам, пыли в глаза напустить. Сама такая! Намучилась со своим, не приведи господь! Не надеялась я, что Леонтий на Эмме женится. Не той она породы, а у него гонору хоть отбавляй. Но человек предполагает, а Бог располагает… Сошлись они, до сих пор живут. Чуднó!»

«Что ж вы хорошей женщине… негодяя сосватали?»

«Если по справедливости, не такой уж он негодяй, – подумав, сказала Синельникова. – Это меня за Глашу обида гложет. Может, напрасно я Ракитиных осуждаю? Леонтий, по нынешним меркам, завидный жених: не пьет, не курит, бизнес наладил, квартиру купил, деньги зарабатывает… Эмма за ним ни в чем не нуждается. Сразу как он на свои хлеба ушел, тут и Нелли от отца переехала. Ей от фирмы жилье выделили, как ценному специалисту, в кредит, конечно, в счет будущей зарплаты. Только Глаша не успела этому порадоваться… – всхлипнула Клавдия Прокофьевна. – Ее уж не стало к тому времени…»

Из Ракитиных она расхваливала Эмму на все лады. Та-де не гнушалась неимущей пенсионеркой, приезжала к ней на дом снимать мерки, примерять вещи. Заодно и делилась новостями. До сих пор позванивает, справляется, как дела. Не загордилась, хотя могла бы.

«Сейчас я шить на заказ перестала, – вздыхала Синельникова. – Расценки сильно поднялись, ткани подорожали… Да и куда я хожу? От кровати до плиты и обратно. Жизнь пролетела, теперь мы с Глашей уж скоро встретимся. Чую, ждет она меня не дождется…»

Матвей закончил тренировку и, стоя под душем, снова и снова прокручивал в памяти слова Клавдии Прокофьевны. Выходит, у Нелли были основания бить тревогу из-за пропадающих у нее вещей, если она помнила, что предшествовало смерти Глафиры. А на память никто из Ракитиных не жаловался…

Домработница Александра Ивановна привыкла вставать рано, хотя молодая хозяйка от нее этого не требовала. Наоборот, уговаривала поспать подольше, отдохнуть, пока Никодим Петрович в больнице. Потом-то хлопот прибавится.

Когда Раиса попросила ее заночевать, та согласилась без раздумий. Александра Ивановна жила одна в коммунальной квартире. Из всех родственников – сестра с племянницей, и те в Самаре. Ездила к ним раз в два-три года повидаться, гостинцев передать, деньжат каких-никаких. Место у Ракитиных ее очень даже устраивало – заработок приличный, люди культурные, вежливые, не обижают. Своеобразная семья, но Александре Ивановне было приятно заботиться о них – своих-то домочадцев у нее не было, кроме кота Базиля. Кота Раиса разрешила взять с собой. По сути дела, Александра Ивановна просто временно переселилась в профессорскую квартиру. Какой смысл туда-сюда по Москве мотаться, деньги на транспорт транжирить?

Раису можно понять. Такая трагедия в семье случилась, дело не шуточное. Убийство! А ну как убийца еще на кого-нибудь нацелится? Мужа не скоро выпишут, каково в пустых комнатах одной-то? Особенно по ночам. Лежи и думай, не стоит ли кто за дверью, не ковыряется ли отмычкой в замке? Страху наберешься, боже спаси!

Домработница спала чутко, от каждого шороха открывала глаза и прислушивалась. Кот лежал у нее в ногах, не давал повернуться. Тяжелый, чертяка, отъелся. Александра Ивановна дотянулась рукой до ночника, включила. Со светом надежнее…

… Дверь скрипнула… шаги по коридору… Раиса бродит, горемычная. Сейчас в кухню пойдет – воду пить, таблетки успокоительные искать в аптечке. Ох, нелегко ей живется – молодой при старике! Это ж на какую кару себя обречь…

«Ладно бы я замуж за профессора вышла, – рассуждала Александра Ивановна. – И то не первой свежести женишок, десять годков разницы. А она вовсе девчушка. Как ее угораздило? Неужто и правда влюбилась в его ум, в его книги, в его научные звания? Или просто решила устроиться в Москве… Ох-хо-хо! Тернистый путь выбрала Раиса Николаевна. Уж лучше учила бы деток на рояле тренькать. Все душе приятнее, сердцу милее. Теперь профессор-то сильно разболелся, кабы не пришлось вместо сладкой столичной жизни сиделкой заделаться при муже-инвалиде… Смерть родной дочери кого угодно свалит! Вон, Леонтий куда моложе и здоровее, а тоже будто не в себе – под глазами мешки, бледный, дерганый…»

Шлеп… шлеп… в кухне открылась дверца шкафчика… Александра Ивановна привстала, потревожив кота. Не нужна ли молодой хозяйке ее помощь? Базиль недовольно мотнул хвостом, спрыгнул и принялся вылизываться. Слышно было, как на верхнем этаже кто-то ходит, баюкает ребенка. С кухни донесся плеск воды, наливаемой в стакан или чашку… Ночью звуки становятся удивительно четкими, объемными… или так обостряется настороженный слух?

Домработница представила обнаженное тело Нелли на полу, с разбитой головой, и содрогнулась. За что такая смерть человеку назначена? Есть ли в том его вина? Или все происходит по высшим законам?

На кухне Раиса сдавленно зарыдала, что-то упало, покатилось по полу…

Александра Ивановна вскочила, накинула на себя халат и поспешила к хозяйке. Еще, чего доброго, отравиться вздумает! Напьется снотворных таблеток – и пиши пропало…

– Что с вами, Раиса Николаевна?

Та сидела на угловом диванчике, растрепанная, в ночной сорочке, и плакала, уронив голову на руки. Перед ней стояла упаковка с лекарствами и стакан воды. Домработница схватила упаковку. Слава богу, почти все таблетки на месте. Она с облегчением опустилась рядом с хозяйкой.

– Не убивайтесь вы так, милая… Все образуется. Вот увидите. Все опять будет хорошо.

– Никогда не было… и не будет… – выдавила сквозь слезы Раиса. – Я сама во всем виновата! Сама…

Александра Ивановна по-матерински погладила ее по голове. Она поняла, о чем сожалеет хозяйка.

– Не корите себя… Что сделано, того уж не воротишь. Терпите. Нам, женщинам, положено терпеть.