Порывисто втянул воздух, осознав, что забыл дышать. Голова сладко кружилась, и я притянул Тому поближе. В этом не было ничего плотского - просто хотелось ее тепла.

Прозвучал последний аккорд, и мы на пару секунд замерли в тишине - я очень, очень не хотел выпускать ее из рук. Потом совершил над собой насилие и сделал шаг назад.

Полумрак тем временем немного истаял - глаза привыкли к темноте.

На нас смотрели. Кто-то - удивленно, кто-то - с завистью, кто-то, как Кузя, с легкой одобрительной улыбкой.

Я приподнял правую бровь, и взгляды рассеялись, словно и не было.

Демис Руссос запел «Сувениры», и я опять шагнул к Томе.

Хочу, хочу, хочу еще! - чтоб нас залило прозрачной и вязкой, словно желе, музыкой, как двух мух в кусочке янтаре, и чтоб от этой близости опять обморочно сладко кружилась голова и слабело под коленками.

Мы танцевали песню за песней, учредив свой уютный мирок на маленьком пятачке истертого паркета. Все, что вовне, было фантомом - еще две танцующие пары, Яся, что-то втолковывающая Зорьке у стены, и далекий свет одинокого фонаря.

Кассета доиграла последнюю песню. Я с сожалением оставил Тому, включил свет и пошел ставить следующую подборку композиций.

- Можешь белый танец не объявлять, - хмуро заявила зашедшая со спины Зорька.

- Уверена? - я повернулся и серьезно посмотрел ей в глаза.

- Абсолютно, - отрезала она и криво улыбнулась.

Стремительно собралась и выскользнула за дверь.

- Пойду, провожу, - пробормотала, глядя в пол, Яся и рванула за ней.

Ирка схватила за руку двинувшегося было за ней Паштета.

Я с болезненной гримасой почесал затылок:

- Перерыв? Давайте по чаю? Тетя Дина говорила, что хворост испекла. А это, други мои, такая вещь, которую ну никак нельзя оставить без внимания.

- Ага, - согласилась Кузя, деловито выставляя на стол здоровенный таз, прикрытый скатертью.

- Я на кухню, - сказала Тома, - я знаю, где тут чайник.

Естественно, я увязался за ней. Не мог же я позволить ей в одиночку путешествовать по этому лабиринту - вдруг, какой Минотавр выйдет из темного угла?

Добравшись до кухни, мы прогнали тараканов, и занялись делом.

- Ну, что, развязался? - невесело усмехнулась Тома, ставя чайник на плиту.

- Развязался... Завязался... - я наклонился, зажигая конфорку. Поднял спичку к глазам, пристально наблюдая, как, корчась в огне, обугливается дерево. - Жалко ее.

- Жалость унижает человека, - отрезала, обхватывая себя руками, Тома.

- Ладно, проехали, - сказал я, чувствуя, как улетучивается легкость бытия.

- А, вы здесь... - на кухню заглянула озабоченная Яся, - правильно, давайте чай пить.

Когда мы вернулись в комнату, я вовремя сообразил отложить хворост мамам на отдельную тарелку - тонкое хрустящее лакомство расхватали из таза за пять минут. А потом, дурачась и смеясь, собирали со дна сахарную пудру и, не стесняясь, слизывали ее с пальцев. За этим нас и застали вернувшиеся мамы.

- Чинно-благородно, - одобрительно оценила обстановку зарозовевшаяся на морозце тетя Дина, - мы тоже почаевничаем с вами.

Я в благодушной сытости молча наблюдал за почти семейными сценками.

Держа Ирку за ручку, что-то шепчет ей на ушко светящийся счастьем Паштет. Ира в ответ смешливо косится на него. Эх, совет да любовь вам в этот раз...

Сёме дозволено взять соседку по столу за талию, и он от этого тихо млеет, а Кузя исподтишка отслеживает мою реакцию.

«Ну, это совсем детские игры», - улыбаюсь я расслабленно в ответ, и перебираю под столом Томины пальчики.

Что-то быстро шепчет, прикрывшись ладошкой, Томе на ухо ее мама, и до меня долетают короткие обрывки: «представляешь... сам...»

Нет, в голове моей не зазвенел тревожный звонок - не успел. Я лишь ощутил легкую тень неправильности, когда Тома изумленно воскликнула «Да ты что!» и быстро обернулась, оценивающе глядя на Ясю.

Ее мама дернула было рукой, пытаясь привлечь внимание дочки, но из Томы уже вылетело, аж звеня от восторга:

- Андрей, это что, правда - это ты Ясино платье сшил?

Над столом повисла удивленная тишина.

Яся ткнула взглядом в тетю Дину и молча всплеснула руками; та виновато покраснела. Томина мама с огорчением чуть слышно цокнула языком и с неодобрением посмотрела дочке в затылок.

- Ну... да, - вытолкнул я из себя, когда молчание затянулось, - хобби у меня такое теперь.

- Ух... - выдохнул Паша, и на меня со всех сторон посыпались вопросы.

Впрочем, некоторые молчали: Яся, обе мамы, и, что меня насторожило - Кузя. Я, пошучивая, отбивался - это было не сложно, а в уме прикидывал размер ущерба.

Конечно, если по правде - этого следовало ожидать. Чтоб женщины, да смогли удержать такое в тайне... Нет, им легче на Луну запрыгнуть.

«Ладно», - подумал я с некоторым даже облегчением, - «признайся, тебе же этого втайне даже хотелось. А кому ж не хочется восторженного признания заслуг? Ох, все мы остаемся немного детьми, а уж я сейчас - особенно».

Меня вдруг передернуло, и на губах выдавилась злая улыбка - злая на самого себя. Какой смысл обвинять в чем-то Тому, если я сам этого в глубине души хотел? И что мне сейчас, лупить себя по затылку?

Я расслабился - пусть будет, что будет. Ничего страшного. Акуна матата.

- Последний танец! - объявила тетя Дина, - и пора по домам.

Ткнул наугад кассету, выпали жизнерадостные «Самоцветы».

Выдернул Тому на середину, и мы, сопровождаемые озабоченным взглядом ее мамы, закружили.

- Ты чего нахмуренный какой-то стал? - спросила Тома, и заглянула мне снизу в глаза.

Я вдруг понял, что это произошло впервые - снизу, и чуть повеселел, разглядывая ее. Не часто, ох не часто мне удается вот так вот - не скрываясь, в упор, при ярком свете, скользить взглядом по милому лицу.

- Не надо печалиться... - предложили «Самоцветы», и я согласился с ними.

Ну, ошиблась, ляпнула... А, все почему? Потому, что нет в ней сучьей жилки. И это - замечательно. Так бы и законсервировать...

- Боишься, что парни засмеют? - уточнила она, порозовев.

«Ага, чует кошка, чье сало съела...» - умилился я ее смущению, а потом озабоченно признался:

- Нет, что девчонки на лоскутки раздерут.

- О! - глаза ее округлились, и она дернулась, испуганно оглядываясь на Кузю, - об этом я как-то не подумала...

- Вот-вот, - кивнул я, - подумай...

- Мир не прост, совсем не прост... - практически без перерыва пошла новая песня, но я нажал кнопку «стоп». Все. Действительно - стоп.