хороший человек. С кроликами его я не в ладах, а его самого не хотелось бы огорчать.

Он положил Симону руку на плечо.

— Теперь иди домой да поспи чуток до кареты на низ.

— А потом?

— Перевезешь ее и возвращайся. Я там буду.

— На берегу?

— Ну да. Я проверю, коробейник тот человек или нет.

— Да ведь поздно уже, — заметил Симон.

— По звездам — девять часов.

— Может, он уже спит.

— Не спит. И еще одно дело у меня там есть.

Стрелец посадил хорька в холщовый мешок с дырочками, чтобы дышали, кошели забросил в кусты, ружье закинул на плечо и сказал:

— Пошли! Сегодня кроликам повезло.

* * *

Примерно в то же время, когда Стрелец с Симоном спустились с горки с норами, господин Николя Бютен, у которого, как мы видели, было довольно неприятное объяснение с мэтром Рабурденом, поднялся в спальню и лёг в постель.

Мы уже рассказали, как пару часов спустя он проснулся в холодном поту от кошмара.

А мэтру Рабурдену не спалось.

Наоборот: ему до того не сиделось на месте, что захотелось прогуляться.

Он закурил трубку и вышел на двор.

Ла Бом — маленькое хозяйство, где не было, конечно, ни парка, ни огороженного сада.

Перед домом был небольшой огород, а прямо за ним начиналась дорога.

Дорога была обсажена изгородью и вела на главный двор.

Рабурден пошел по ней.

Он плелся потихоньку, пуская в синее звездное небо дым из трубочки, и думал про себя:

— Нет, дяденька, я от тебя все равно не уйду, пока не рассчитаемся, да вола то не верти, а то ведь я тебя и заложить могу, если что…

Как видим, мэтр Рабурден мог и на арго соловьем разливаться, особенно когда нервничал.

Так и он шел, покуривая, как вдруг услышал за спиной шаги.

Рабурден обернулся и увидел человека с ружьем за спиной.

— Эй, приятель! — окликнул тот его.

Рабурден остановился.

— Не будешь любезен огоньку дать, если не трудно?

— Сейчас поищу спички, — ответил Рабурден.

Человек с ружьем подошел поближе.

Тогда Рабурден увидел, что картуз на нем надвинут на глаза, а ворот куртки поднят и закрывает лицо.

— Что, приятель, никак от жандармов прячешься? — спросил он.

— Потише, потише! — грубо ответил охотник.

Он чиркнул протянутой спичкой, закурил трубку и в мелькнувшем на миг свете разглядел лицо маляра.

"Так! — подумал Стрелец. — Симон-то не ошибся: это он!"

X

Надвинув картуз по самые брови, а ворот подняв до самого носа, Стрелец совершенно закрыл лицо, так что Рабурден едва ли узнал бы его, даже если бы что-то заподозрил.

Но Рабурден, который к тому же был немного под хмельком, и думать не думал ни о каком Стрельце.

А вот тот его узнал. Охотник раскурил трубку и подумал: "Ну что ж, что я хотел, то и узнал, теперь мне говорить с ним не о чем".

— Спасибо, приятель, — коротко поблагодарил он.

— Рад услужить, — ответил Рабурден.

Стрелец, ускорив шаг, прошел вперед. Метров через сто он свернул с торной дороги и скрылся в винограднике, а Рабурден продолжал свою ночную прогулку.

Через четверть часа Стрелец был на берегу Дюрансы.

Симон уже вернулся на тот берег.

Но Стрелец давно привык проводить ночи напролет под открытым небом.

К тому же время было летнее, ночь теплая, даже почти жаркая.

Стрелец зашел в ракитовые кусты, улегся там, положив ружье рядом с собой, и стал дожидаться, когда вдали раздастся стук почтовой кареты с Альп.

От того места, где остановился Стрелец, до парома было около километра, но он рассчитывал, что кучер с форейтором всегда найдут для него местечко — не в карете, так на козлах.

Часа три Стрелец проспал, а проснулся при звоне бубенцов.

Вдали светил фонарь почтовой кареты.

На том берегу Дюрансы Стрелец долго задерживаться не собирался.

Ему надо было удостоверить Симона в том, что коробейник и маляр — один и тот же человек, а потом вернуться и продолжать свою браконьерскую жизнь.

Впрочем, у Стрельца было разрешение на охоту, он имел право носить ружье на дорогах и неохраняемых землях, так что жандармов он ничуть не боялся и нисколько не смутился, когда этой ночью в подъехавшем дилижансе увидел на козлах рядом с кучером две треугольные шляпы.

Кучером был не кто иной, как Гаво.

— Эгей! — крикнул Стрелец. — Местечко найдется?

— Куда едешь?

— До парома.

— Залезай, — сказал Гаво. Он прекрасно знал Стрельца и даже имел с ним дела: покупал у него дичь, а в Эксе и в Гапе продавал.

Стрелец поклонился жандармам и сказал им тем любезно-насмешливым тоном, который выражает самую суть южного характера:

— Не желаете, чтобы я показал разрешение?

— Мы нынче за охотниками не гоняемся, — с улыбкой ответил ему бригадир.

— Вот как? А за кем гоняетесь? За грабителями?

— Это скорей.

— Так черных братьев же нет уже?

— Один еще есть, — встрял Гаво, — только ему, я так думаю, не сегодня завтра голову отрубят.

Стрелец вздрогнул.

— В понедельник, что ли, суд? — спросил бригадир.

— Должно быть, в понедельник, — ответил Гаво. — Позавчера в Эксе об этом был разговор. Хоть ты сеньор, и вообще барон, а вот не грабь, сволочь!

Гаво сказал это с такой ненавистью, что Стрелец невольно изумился.

— А тебе-то что черные грешники сделали? — спросил он.

— Да эти разбойники меня на дороге остановили!

— Остановили, да не тронули.

— Ну да, а все равно…

Форейтор, переставший нахлестывать кнутом и прислушавшийся к разговору, обернулся и сказал:

— А я знаю, с чего Гаво на них в такой обиде.

— Ну и с чего?

— Да они его так напугали, что он потом две недели хворал.

— Правда? — усмехнулся Стрелец.

— С ним чуть не холера приключилась; на каждой станции до ветра бегал. С тех пор так над ним и смеются.

— Ладно, ладно! — злобно ответил ему Гаво. — Смотри за лошадьми лучше, лодырь: на пятнадцать минут опаздываем.

И опять сказал:

— Отрежут, отрежут голову этому разбойнику!

Но Стрелец возразил:

— Некоторые говорят, что господин Анри де Венаск вовсе и не виноват.

— Ну, говорят. Только это он и есть — капитан.

— Не доказано еще.

— Симон его узнал.

— Симон не уверен.

— А я уверен.

— Ты?

— Ну да. Я ж его видел.

— В лицо?

— В лицо. И на суде так скажу, если меня позовут в свидетели.

— Гаво, друг мой, — серьезно сказал Стрелец, — раньше я от тебя таких слов не слышал.

— Это ему опять живот подвело, — усмехнулся форейтор.

Было бы время, Гаво разошелся бы до белого каления.

Но дилижанс подъехал к парому. Видно было, как