– Фигня все это. – пренебрежительно бросила сестра.

– Правда! – обиделся Мишка. – Ну то есть не правда, но слухи такие ходили. Мне мать в детстве рассказывала.

– А кто он был, этот твой родственник? – вкрадчиво спросила я. – Колдун?

– Нет, конечно. Какие колдуны при советской власти? Да он много кем побывал. Мать рассказывала, его у нас не любили. Бродяга, дескать, лентяй, на земле работать не хотел... Ну да ничего, у прапрадеда еще восемь сыновей было, все нормальные мужики. На столяра-краснодеревщика в Череповце учился, на Северном флоте служил, а потом уехал в Питер, поступать в полиграфический техникум. Тогда многие уходили. Как раз колхозы начали создавать. Так и ушел, как прапрадеда раскулачили... И больше не возвращался.

"С ума сойти – мастер реальности от сохи. – подумала я. Если только Мишка не сочиняет-Что-то в этом парне такое было, тревожащее. Я искоса поглядывала на Мишку, и казалось, что его меняющие цвет глаза вообще не глаза, а а два кристалла, которые смотрят куда-то в иной мир. «Он он вообще-то нормальный? – спросила я себя. И тут же сама себе ответила; – Нет, ненормальный. Но в положительном смысле слова».

– А больше в вашем семействе таких вот одаренных не было? – продолжала я допрос.

– Боже упаси. И одного такого хватило, ну да в семье не без урода. – добродушно сказал Миша.

– А ты сам никогда не хотел стать, например, художником?

Миша равнодушно покачал головой:

– Я после школы поеду в Череповец и выучусь на бухгалтера. Бухгалтеры везде нужны. Опять-таки, высокооплачиваемая работа. Мне ж семью содержать. К тому времени мать на пенсию выйдет, а пенсия в колхозе – двести рублей. Не веришь? Потом, сеструху замуж выдать надо? Надо...

– Знаешь, что я тебе скажу? – прервала я его. – Посмотри туда!

Я указала на костер, над которым на прутике уже обжаривались насаженные Машкой куски батона, источая вкусные запахи.

– Вот эта буханка – это твоя глупая голова. А пламя внизу – это твоя душа. Твоя истинная сущность.

Со стороны Машки донеслось невнятное хрюканье. Миша пожал плечами.

Разговор увял. Вокруг было уже совсем темно. Явственно похолодало. Мишка начал засыпать. Машка смотрела в костер и о чем-то напряженно думала. Я мысленно перебирала разные способы борьбы с драконами. Когда оба охотника впали в дрему – Мишка даже принялся похрапывать, – я придумала кое-что забавное.

– Машка! – пнула я сестру. – Очнись! Дракон лезет!

Машкина голова тут же возникла над костром.

– Где?

– Щелбан за испуг! Послушай, что я надумала. Дракон – волшебное существо?

– Этот, из карьера? А пес его знает!

– С волшебным существом надо бороться волшебными методами. Типа заклинаниями...

Машка села прямо и сняла с огня подгорающий хлеб.

– Ну-ну, бреши дальше, раз уж разбудила. Ой, звезда упала!

Я подняла голову, но метеорита, разумеется, и след простыл.

– Итак, заклинание. – вернулась я к своему замыслу. – Во-первых, чтобы оно действовало, его должен придумать волшебник. Во-вторых, в нем должно упоминаться имя дракона. – продолжала я вываливать на Машку сведения, почерпнутые из популярной литературы. – Чтобы подчинить себе волшебное существо, надо назвать его по имени.

– Ты уверена, что у этой сколопендры есть имя? – усомнилась сестра.

– Если имени нет, значит, в заклинании надо перечислить как можно больше признаков заклинаемого существа. Например; «О, ты, крылатый, хвостатый и рогатый повелитель водяных просторов...» и так далее. В-третьих, заклинание должно быть в стихах.

– Это еще зачем?

– Такое правило. В древние времена любое стихотворение по определению считалось заклинанием. Прочитает какой-нибудь парень своей девушке стишок; «Люби меня, как я тебя!» – и все, девушка попалась.

– Забавно. – ухмыльнулась Машка. – Только вот в чем облом-то – где мы возьмем волшебника?

Я молча указала на Мишку, который сидел, медленно клонясь вбок, и тихо похрапывал.

– Он потомок колдуна, а значит, в нем есть волшебная сила. Погоди, сейчас мы его раскрутим так, что он даже ничего не поймет. Эй, Мишка! Ты какие-нибудь стихи о драконах знаешь? Или песни?

Мишка проснулся и очумело похлопал глазами.

– Знаю одну песню, только она не совсем подходит. – после долгой паузы сказал он. – А зачем вам?

– Спой, пожалуйста! – начала подольщаться я. – Машка говорит, у тебя такой голос красивый! Как у Пенкина!

– Чтобы я такое сказала?! – приподнялась возмущенная Машка. – Да у меня скорее язык отсохнет!

Я выразительно на нее посмотрела, взглядом напоминая о нашем замысле.

– Ладно, сказала... – буркнула она, мрачно глянув на Мишку. – Валяй, певец.

Миша без лишнего жеманства выпрямил спину и откашлялся.

– Только я сиплю, хриплю и фальшивлю, – предупредил он. И запел – негромким, очень приятным глуховатым голосом:

В глубокой шахте который год таится чудище-змей.

Стальные нервы, стальная плоть,

Стальная хватка когтей.

Он копит силы, лениво ждет,

Направив в небо радар.

Одна ошибка, случайный взлет

И неизбежен удар.

Всё, во что ты навеки влюблен,

Уничтожит разом

Тысячеглавый убийца-дракон,

Должен быть повержен он!

Сильнее всяких войн.

Воля и Разум! Воля и разум! Воля и разум!

Машка каталась по траве от смеха.

– Ну как? – спросил певец, глядя на мое вытянутое лицо. – Не понравилось? Я предупреждал...

– Ой, не могу! – хохотала Машка. – Радары. Ты кого заклинаешь – вертолет?

– М-да, это не совсем то. – сказал я и, чтобы не огорчать исполнителя, добавила:

– Но поешь ты классно. Думаю, будь я Машкой, так влюбилась бы в тебя без памяти.

Машка мгновенно прекратила ржание и свирепо на меня уставилась.

Миша слегка смутился.

– Вы чего, разыграть меня хотели? – усмехнувшись, спросил он.

– Это у меня возникла идея заклясть дракона. – пояснила я. – Чтобы он нам подчинился.

Миша удивленно приподнял брови. Вдруг его взгляд застыл.

– Не шевелитесь. – одними губами приказал он. – Он здесь.

Мы обернулись к карьеру и увидели дракона. Он появился из провала совершенно бесшумно. В свете костра он казался красным, а глаза блестели двумя огромными каплями крови.

Машка и Мишка вскочили одновременно; у меня же, наоборот, напрочь отказали ноги. В пламени костра багровым отблеском сверкнул топор.