– Сынок, садись завтракать. – В комнату вошла мама и поцеловала его в щеку. – Ты хорошо себя чувствуешь? На тебе лица нет.

– Да, мам, все в порядке, просто не проснулся еще. – Карл старался говорить так, чтобы голос не выдал смятения, которое он испытывал.

– Вот и хорошо, – улыбнулась мама. – Садись за стол, все уже готово.

Журналист послушно опустился на стул и только тогда заметил, что сжимает в руке что-то. Следующие несколько секунд он, не веря своим глазам, рассматривал блестящую фибулу, лежащую на его ладони.

– Что это? – заинтересовалась мать. – Какая-то застежка? Красивая.

– Да… – рассеянно пробормотал он, пытаясь унять дрожь. – Это так, безделушка. Вчера нашел возле театра.

– Наверное, реквизит какой-нибудь, – предположила женщина, любуясь вещицей. – Надо бы вернуть.

– Да, конечно, сегодня же и заскочу. Скажи, ма, а ты давно видела мою коллекцию? Ну, помнишь – ту, которую я собирал, когда был ребенком?

– Ты о барахле, которое я столько раз пыталась выкинуть? Я давно его не видела. Посмотри на общем чердаке. Кажется, мы все ненужное туда составили.

Карл поблагодарил мать и, за минуту проглотив завтрак, побежал в свою комнату одеваться.

– Куда ты в такую рань? – удивился отец, выходя из комнаты. – Еще темно.

– У нас сегодня в редакции внеочередная планерка, будем нового зама выбирать всем коллективом, – на ходу соврал Дубинин.

– Хорошо было бы, если бы эта должность досталась тебе, – проворчал отец, но Карл уже не слышал его – схватив с вешалки куртку, он выбежал в подъезд и захлопнул за собой дверь.

– И в кого он такой? – с сожалением покачал головой Дубинин-старший, обращаясь к жене. – Ни капли самолюбия. Так и будет всю жизнь на побегушках. Утром – на работу, вечером – с работы.

Однако Карл отправился не в редакцию, а прямиком на чердак – там он, не обращая внимания на многолетнюю пыль, принялся отодвигать многочисленные коробки и тюки с вещами, которые жильцам многоквартирного дома было жалко выбрасывать, и поэтому они затолкали их сюда, где они не мозолили бы им глаза. Наконец в самом дальнем углу он обнаружил то, что искал, – две коробки неопределенного цвета, на которых Карл узнал собственный автограф, обозначавший его как единственного и бесспорного хозяина всего этого богатства.

Он достал из кармана складной нож и разрезал старую клейкую ленту. Прежде чем заглянуть внутрь, на некоторое время закрыл глаза, чтобы оживить в памяти полустертые воспоминания. Впрочем, это оказалось несложно – вещи, когда-то столь важные для него, с радостью проявились в его голове, словно только и ждали удобного случая, чтобы вновь обрести прежнюю власть над хозяином. Старые фотографии, письма, отправленные когда-то кем-то кому-то, разукрашенные вручную шахматные фигурки из старинных наборов – ему показалось, будто он снова держал их в руках. Дубинин открыл глаза: несмотря на то что он был готов встретиться со своими воспоминаниями лицом к лицу, уверенности в том, к чему это приведет, у него не было, но отступать было некуда. Да и незачем.

Оглядевшись в поисках куска материи, которой можно было бы застелить пыльный пол, и не найдя ничего подходящего, Карл снял куртку и кинул ее себе под ноги. Затем, стараясь ничего не пропустить, начал бережно раскладывать артефакты, поочередно разглядывая каждый из них. Большинство не представляло никакого интереса – так, вещи с историей, к которым он всегда испытывал определенную слабость, но кое-что привлекло его внимание. На старой, пожелтевшей от времени фотографии он увидел человека, который показался ему знакомым. Подойдя к небольшому чердачному окну, он более внимательно изучил снимок и изумленно моргнул. На первый взгляд на карточке не было ничего особенного – так, дом, из окна которого выглядывал мужчина и дружелюбно улыбался фотографу. Однако интересной была надпись на обороте: «BdB 1905 Paris». БдБ? Что там говорила старуха? Бертран де Бо? Как такое вообще возможно?

В следующий момент изображение будто ожило, и на Карла обрушилась волна образов и ощущений. Он ясно видел перед собой улыбающегося месье Фурнье, владельца пекарни, располагавшейся на первом этаже гостиницы, в которой он жил. Усатый мужчина с улыбкой протягивает ему фотокарточку:

– По-моему, месье де Бо, получилось на редкость удачно. Я, конечно, любитель, но это – один из лучших снимков, которые мне приходилось видеть. Во всяком случае, он будто живой.

Картинка, конечно, так себе, думает Бертран. Фокус наведен неидеально, да и сама композиция оставляет желать лучшего, но вслух произносит:

– Великолепная работа, мой дорогой Жак! Я и не подозревал, что рядом со мной живет настоящий художник.

– Ну, скажете тоже, – засмущался пекарь, но было видно, что похвала ему приятна.

Вывалившись из фотографии спиной назад, Карл покачнулся и едва не упал, но удержался на ногах и впился глазами в лицо, которое показалось ему знакомым. Нет, это был не он – совсем другие черты, никакого сходства. Отложив фотографию в сторону, он принялся лихорадочно сортировать все, что было в коробах, на то, что не вызывало у него никаких ассоциаций, и вещи, на которые реагировала его тактильная память.

Бутылек с какой-то мутной жидкостью. Карл открывает его и, не думая о собственной безопасности, нюхает. Фу, какая гадость! Воняет, как весеннее медвежье дерьмо! О, боже мой… Грязнуша, Велеслав, Ероха… Потрескавшийся свиток – это не бумага, нет. Береста? Дубинин осторожно разворачивает и пытается разобрать странные знаки, которые на первый взгляд лишены смысла, но по мере того, как вчитывается, становятся все понятнее, пока не складываются в единый текст, который он знает наизусть. Годна, старая целительница, избегавшая общения с соседями и пожертвовавшая собственной жизнью ради здоровья одного из них. Что за чушь? Разве это не тот самый нож, который он нашел в комнатушке, куда привела его Мартынова? Он смутно помнил, как купил нечто подобное у какого-то старого пьяницы, посчитав, что ему-то он точно не нужен. Выходит, ничто не происходит просто так. Медальон… Стоило Карлу нащупать его, как перед его глазами возник образ Ирицы. С любовью глядя на него, она протягивает подарок – купленный у бродячих торговцев оберег. Как он оказался у них и что, собственно, означает знак, изображенный на нем? Она не задумывается об этом. Ей просто хочется сделать ему приятно. Почувствовав, что по его лицу катятся слезы, молодой человек сердито вытер их и опустился на грязный пол. Открывать вторую коробку у него уже не было сил.

Выходит, вся его жизнь была большой ложью? Нет, это невозможно. Его мама, папа – они ведь настоящие. Он прекрасно помнил свои детство и юность. Школа, университет – все было по-настоящему. Дубинин нащупал шрам на голове, доставшийся ему на память о футбольном матче между журналистами и факультетом международных отношений. Тогда они проиграли с разгромным счетом, но его все равно провожали аплодисментами. Тогда как понимать все эти ощущения? Достав золотую фибулу, сорванную с хитона Гипатии, он еще раз взвесил ее на ладони и сунул обратно в карман. Ему нужно было во что бы то ни стало еще раз встретиться с Мари и выяснить, кто же он на самом деле.