– Виски, – с удовлетворением заметил Макс. – Я его всегда пью, когда замерзну. И никогда не болею.

В ответ я осуждающе прикрыла глаза, надеюсь, это он понял. Вода в ванной уже не казалась мне обжигающим кипятком, и я немного расслабилась. Ровно до тех пор, пока не почувствовала на своей ступне его руку. Макс принялся растирать мои ноги! Вернее, начал он с ног, потом перешел на руки, а потом были задействованы живот и грудь!

Тут я возмутилась. Да-да, я, наконец, смогла ему сказать пересохшими губами:

– Не надо!

– Что не надо? – он скептически уточнил: – От обморожения тебя спасать не надо? Как ты себя чувствуешь, кстати? И не ври мне, что нормально! Не то тут же скорую вызову!

Угроза была существенной, в больницу я категорически не хотела. И, хотя руки и ноги сводило от боли, но я с честным видом соврала:

– Уже лучше.

– Лучше? То есть ты сейчас себя чувствуешь не трупом, а полутрупом? – вот ведь ехидный тип!

Снова начал массировать мои конечности. Наверняка сам замерзал, раз знает, что нужно делать. Минут через десять в самом деле стало легче. Плеснула водой на лицо, согревая замерзшую кожу. Макс протянул руку к крану, добавил воды. Тепленькой такой, приятной. Подождав еще минут десять, прежде чем я приняла нормальный вид, Макс вышел из ванной. Я расслабилась, выдохнув «уух», но он тотчас вернулся, неся огромное полотенце. Даже не полотенце, а махровую простыню.

– Я сама! – заявила, настойчиво пытаясь отобрать у него простыню.

Макса моя настойчивость не остановила. Вынув меня из ванной, как куклу, завернул в простыню и понес в комнату. Усадил на диван и принялся тщательно вытирать. Потом принес мазь и намазал лицо и руки.

– Это чтобы кожа не шелушилась. Все-таки поморозилась ты сильно. Белье сама снимешь или мне помочь?

Это было уже слишком! И я сурово рявкнула:

– Сама!

– Ну-ну! – он иронично покачал головой и сложил руки на груди, пристально разглядывая меня. – И что тебе мешает?

Что мне мешает? Он что, решил, что раздеваться я при нем буду?

– Уйди! – мне было не по себе от этого пристального разглядывания. Такое чувство, будто он меня в первый раз в жизни видит.

– Одна минута тебе на все, – и он вышел, даже не закрыв за собой дверь.

Не снимая отяжелевшую от воды простыню, стянула белье и посмотрела по сторонам. Ничего похожего на одежду не наблюдалось. Неужто придется ходить в мокрой простыне? Но я недооценила гостеприимного хозяина. Макс вернулся с темно-синим халатом, тоже махровым. Красивым таким, с золотыми вензелями. Протянул мне и снова вышел.

С удовольствием надела. После мокрой холодной простыни он казался теплым и приятным. Вот только длина подкачала – он за мной по полу волочился.

– Оделась? – вежливо поинтересовался Макс из коридора.

Пришлось ответить:

– Да. – Посмотрела на мокрое белье, брошенное на стул, и спросила: – Можно мне немножко постирать?

– Я и сам могу. Тебе лучше полежать.

Ну уж нет! Как-то не представляю я Макса, стирающего мои трусы, пусть они и красивые такие, бамбуковые с кружевными вставками.

– Я сама! – и, не дожидаясь разрешения, прошествовала в ванную. Именно прошествовала, потому что как еще можно ходить с тянувшимся по полу шлейфом?

Макс плавно подошел и встал сзади.

– Это что, обязательно? – мне было неловко.

– Боюсь, что тебе станет плохо. Страхую.

Нет, он бы меня еще в туалете страховал, блин!

– Я бы лучше чаю горячего выпила, вместо сомнительной страховки.

Оценивающе посмотрел на меня, решил, что падать я не собираюсь, и вышел. Быстренько так выполоскала белье, повесила в сушилку, подальше, чтоб в глаза не бросалось, и вышла.

Интересно, а где кухня? Что квартира у Макса большая, я предполагала, но настолько? Даже Лизина меньше. А тут… огромный коридор, скорее даже холл, из него несколько дверей, причем сколько их, даже и не знаю, конец коридора потерялся за горизонтом.

Решила довериться обонянию и пойти на запах. Из кухни же обычно пищей пахнет, не так ли? Потянула носом – ничего! Вспомнила, что виски я тоже не учуяла, хотя запах у него должен быть сногсшибательным. Поплохело. Неужто я в самом деле нос отморозила, поэтому и запахи не чувствую?

Скосила глаза на кончик носа. Красный и блестит от мази. Потрогала. Все в норме. Прикосновение чувствую. А где же обоняние? Стало не по себе. И тут вспомнила, что мимо меня многократно проходили курильщики всех мастей, а я не чувствовала запах табака! Значит, это не от холода. От потрясения?

И я успокоилась. У меня такое уже однажды было. После того, как отчим в первый раз зажал. Но где-то через неделю прошло. Пройдет и сейчас. Просто нервничать меньше надо.

Из соседней комнаты появился Макс и поманил рукой. Пошла. Это и оказалась искомая мной кухня. Огромная, по сравнению с бабушкиной. Осознав, поправилась: моей. Красивый такой гарнитур, большой и удобный кожаный диван, больше уместный в комнате, чем на кухне. Овальный стол из закаленного черного стекла возле дивана. И на столе две чашки чаю.

Макс усадил меня на диван, себе подвинул стул с такой же обивкой, что и диван, сел напротив. И стал смотреть, как я пью чай. Как-то уж слишком пристально и серьезно.

Вот разве можно есть при таком наблюдении? Конечно, я тут же подавилась. Он вскочил, принялся похлопывать меня по спине. Прокашлявшись, я неприязненно спросила, пытаясь скрыть смущение:

– Что за странный вкус у чая? Ты что-то в него добавил? – и явно не виски, его противный вкус я запомнила.

– Это только заварка. Китайская, натуральная. Вкусная, между прочим! – и честный-пречестный взгляд.

Естественно, я не поверила. Попробовала еще глоточек, покатала во рту, вспоминая вкус. Без запаха это было непросто.

– Амаретто! – все-таки вспомнила. Да и то потому, что это любимый кофе Марьи Ивановны. – Ты что, напоить меня решил?

– И не думал! – демонстративно так обиделся Макс. – Пей давай, пока горячее!

Я медленно выпила всю чашку. Поблагодарила и поставила на стол.

– Мне домой нужно. – При мысли о пустой квартире настроение резко покатилось под горку. Но что делать? Не ночевать же мне тут.

Макс мое нежелание явно ощутил.

– Может, останешься? У меня комната для гостей есть.

Я отрицательно помотала головой.

– Нет, спасибо. Не хочу тебе мешать. – И встала.

Он поднялся с недовольной гримасой. Чем он, интересно, недоволен? Неужели рассчитывал, что останусь? Странно…

Пошла переодеваться, надеясь, что белье хотя бы подсохло. Не особо приятно натягивать влажную одежду на голое тело, но выхода не было.