— Мы улетаем в турне в Англию послезавтра. А после постараюсь пробыть в доме на острове пару-тройку дней… Что, если ты полетишь со мной? Ты не против?

Телефон взорвался от крика Зоэ:

— Карелии Джейн Эндрюс!! Ты окончательно рехнулась! Я не позволю тебе губить свой жизнь! Это полнейший идиотизм!

— Я так хочу, — спокойно отреагировала Каро.

— Ты хоть имеешь представление, во что ввязываешься? О боже! Вот уж не думала, что доживу до того, что моя единственная дочь отдаст себя так задешево и превратится в рок-фанатку из тех, кто дрыгает ногами и спит со всей группой вповалку. И это когда ты всерьез занялась своей карьерой! — Ее крик перешел в рыдание.

— Зоэ, это совсем не так… не то, что ты думаешь. Я не собираюсь выступать с группой. Я просто уезжаю с Тристаном. Постарайся понять меня, мама.

Всхлипывания Зоэ затихли. Наступила пауза.

— Я не понимаю, — произнесла Зоэ с горечью. — Я годы прожила с его постерами, развешанными по всему дому… с его дьявольским личиком…

Она замолчала. Каро ждала, затаив дыхание, что скажет мать под конец.

— Но чем это закончится, детка? Что будет с тобой потом… после турне?

— Мне все равно, — ответила дочь. Зоэ вздохнула.

— Кажется, у меня нет выбора. Ты все равно сделаешь по-своему. Как обычно. Ладно, — завершила она разговор. — Если так случится, что твоего Тристана пригласят выступить в Букингемском дворце, обязательно надень белое платье от Хэстона, что я тебе подарила.

Группа остановилась в отеле “Марклифф”, неподалеку от Абердина. Концерт должен был состояться завтра, и Тристан с Харпером и Заком отправились в город ознакомиться с площадкой. Каро сказала, что лучше побудет в гостинице. Номер был обставлен старомодно, но выглядел уютным. Каро раскрыла чемодан, развесила по шкафам одежду, достала фотографию матери Тристана и протерла серебряную рамку.

Неоднократно Тристан заговаривал о том, что ему хотелось бы поместить фото Каро рядом с портретом Маргарет. Она каждый раз отказывалась. У нее было на этот счет суеверие. Если Тристан заимеет ее изображение, то это будет означать, что сама она каким-то образом исчезнет, растворится, перестанет быть рядом с ним.

Каро уселась на кушетку. Ощущение счастья накатывало на нее ласковой баюкающей волной.

И все же это было странное, особое счастье, даже несколько пугающее, потому что полностью заслонило в ее сознании все прошлое, напрочь вычеркнуло из памяти. Прежней жизни и прежней Каро уже не было. Лишь иногда, очень редко, возникали смутные видения. Вот женщина в развевающемся, расшитом цветами шарфе, похожая на Зоэ. Вот плакат старого фильма. Он напомнил ей о школьных репетициях мюзикла. Мужчина средних лет, встреченный на улице, заставил ее на секунду вспомнить о Майке, о каком-то бармене из какого-то бара на какой-то нью-йоркской улице. Все остальное вообще скрылось, ушло куда-то.

Новые впечатления тоже были не совсем реальны. Турне оторвало ее от настоящего мира, заполненного реальными людьми и вещами. Постоянно перемещаясь вместе с артистами, Каро все равно не выходила из замкнутого пространства. То это был гостиничный номер, то автобус или лимузин, то концертный зал.

Тристан и его музыканты тоже находились все время внутри чего-то и иногда — снаружи — выступая, давая интервью, отдыхая за игрой в карты или пялясь пустыми глазами в телевизор, но Каро от такого времяпрепровождения уставала. Она предпринимала слабые попытки вырваться, чтобы хотя бы почувствовать, какая погода на улице, понять, что это за очередной город, куда ее привезли, заглянуть в местную церковь, или купить свежего хлеба, или букетик цветов.

Но дни были похожи один на другой. Одинаково яркие, слепящие, оглушающие, полные острых ощущений, а потому предельно изматывающие, были вечера. Перед каждым концертом ссоры среди музыкантов вспыхивали буквально из ничего.

В такие моменты Каро старалась держаться подальше от Зака. Один Тристан сохранял спокойствие в отличие от всех остальных. За кулисами Каро всегда была рядом с ним до самой последней минуты, и только когда сцену уже заливал яркий свет, она бежала в зал и усаживалась на отведенное ей место.

Едва Тристан выходил на сцену, публика вскакивала и начинала вопить. Каро ощущала, что в эти мгновения он наполнялся энергией, что зрители необходимы ему, что без них он не смог бы жить и петь.

Тристан всегда начинал концерт с “Нимба”.

“Мосты из радуги возводит ангелочек в облаках…” Эти слова он обращал к ней, Каро, и смотрел только на нее.

Ей до сих пор с трудом верилось, что человек может быть таким утонченным, нежным, деликатным, излучать света больше, чем все прожектора.

После выступлений они все вместе ужинали, обычно в ресторане при гостинице. Каро сидела рядом с Тристаном, но разговаривал с ним только Зак. Они обсуждали накладки, случившиеся во время концерта, и то, как их можно избежать в дальнейшем, как ликвидировать слабые места и пустоты в программе.

Каро же болтала с Харпером и Робом. Они недолюбливали ее, но это ничего не значило. С ними можно было ладить. А вот Зак по-настоящему ее ненавидел и был опасен.

Дверь распахнулась настежь, и вся группа ввалилась в номер.

— Где наша маленькая красотка? Каро, ты где?

Она мгновенно учуяла, что Тристан на пике кайфа. Это работа Зака. Именно от него Тристан получал наркотики.

Каро не могла вынести безумного сияния его глаз. Она отвернулась.

Они проехали с концертами по Франции, Голландии, Германии, Финляндии и Италии. Самолетом, поездом, автобусом. Она смотрела на пролетающие за окошком пейзажи и не думала ни о чем.

Как-то к ней подсел Роб и начал расспрашивать про Голливуд. Она рассказала ему о том, какая там красочная жизнь — то, что, наверное, он и хотел услышать, — рассказала и про Зоэ — во всех подробностях. Почему-то она представила Зоэ и Роба вместе за столиком какого-то ресторанчика, хохочут, беспрерывно дымят сигаретами, прикуривают их одна от другой.

— Вы бы, пожалуй, нашли общий язык, — сказала она.

Заговорив о матери, она вдруг, впервые за долгое время, ощутила, что ей не хватает ее. По приезде в Антверпен Каро купила и послала матери открытку. Тристан, Роб и Харпер начеркали на открытке приветы от себя и расписались.

Тристан в автобусе сочинял новые песни. Однажды он попросил Каро напеть мелодию, проверяя ее на слух.

— Ну-ка, повтори. — Каро спела еще раз.

— У тебя приятный голосок.

— Я знаю, — произнесла она сухо.

— А теперь давай второй куплет.

Она пропела текст. Тристан подпевал ей.

— Эй, ребята, — обратился он к группе. — Я хочу, чтобы вы послушали.

— Нет! — запротестовала Каро.

Но он заставил ее спеть с ним дуэтом.