Менталитет нового населения в большой степени сформировали события, которым люди стали свидетелями. Те, кто уцелел на далеких планетах, отрезанные от Земли, тоже были связаны с Гелликонией.

Аудиториумы стояли на свежих зеленых полях подобно воткнутым в песок ракушкам. Каждый был способен вместить до десяти тысяч человек. Обутые в сандалии, одетые в грубые шкуры, а позже в простую одежду, люди приходили взглянуть на чудо. Они видели, как планета, не многим отличающаяся от их собственной, медленно освобождается от цепких объятий длинной зимы. Такова же была и их собственная история.

Иногда аудиториумы безлюдели на несколько лет. Новое население порой переживало и свои кризисы, и естественные катаклизмы, которыми сопровождалось воскрешение Гайи. Люди унаследовали не только Землю, но и ее неустроенность.

Но при первой возможности новые поколения возвращались к наблюдению за историей жизни, протекающей параллельно их собственной. То было поколение безбожников, но фигуры на гигантских экранах представлялись им богоподобными. Эти боги участвовали в невиданных драмах страстей и веры, захватывающих и озадачивающих земную аудиторию.

К 6344 году разнообразие живых форм снова достигло умеренного изобилия. Человечество принесло суровую клятву владеть всем достоянием сообща, провозгласив, что не только жизнь, но и свобода жизни священна. Немалое влияние на землян оказывали события, разворачивавшиеся тогда в глухом уголке центрального континента Гелликонии, точнее — вождь тамошних жителей Аоз Рун. Земляне увидели, как хороший человек потерпел крах из-за стремления идти собственным путем. Для нового поколения «собственного пути» не существовало вовсе; был только общий путь, путь самой жизни, укт общественного духа.

Наблюдая за огромной фигурой Аоза Руна, глядя, как течет с его губ и бороды вода, которую он пьет из своих ладоней, земляне видели, как срываются и падают капли, совершившие свой полет тысячи лет назад. Человеческое понимание ушедших поколений заставляло прошлое и будущее сливаться воедино. На многие годы фигура Аоза Руна, пьющего из ладоней, стала популярной иконой.

Для нового поколения, с его обостренным ощущением жизни, было естественно задуматься о том, есть ли у них возможность помочь Аозу Руну и тем, кого он вел за собой. У этих людей не было намерений создавать и отправлять к другим мирам звездные корабли, о чем могли бы мечтать люди, жившие до ледникового периода. Вместо того они решили сфокусировать свое сознание и передать его в пространство при помощи аудиториумов.

Именно такой сигнал был отправлен с Земли в сторону Гелликонии, впервые отвечая на сигнал, который вот уже много лет передавался в обратном направлении.

Свойства человеческой расы теперь определял немного иной генофонд, чем раньше. Те, кто унаследовал Землю, умели сопереживать. Сочувствие и сопереживание никогда не были главными чувствами в предледниковом мире. Дар поставить себя на место другого, ощутить по определенным симптомам духовное состояние и раньше не был чем-то выдающимся. Но элита всегда презирала эту способность — или отвергала ее. Сочувствие было противно элитарным интересам рыночников и эксплуататоров. Сила и сочувствие никогда не были союзниками и не уживались.

Но теперь сочувствие широко распространилось среди расы людей. Благодатное для выживания качество, сопереживание стало доминирующей чертой. В этом чувстве не было ничего чуждого природе человека.

Однако в обитателях Гелликонии было много нечеловеческого, чужеродного. Это нередко удивляло землян. Гелликонцы очень многое знали о душах своих умерших и умели вступать с ними в регулярное общение.

Новая раса Земли вела особый счет смертям. Новые люди понимали, что после смерти они возвращаются в плоть-почву Земли и соединяются с ней, при этом их простейшие частицы закладывают основу будущих жизней. Новые люди хоронили умерших, закапывая их неглубоко, с цветами во рту, символизирующими силу, которая должна была воскресить их из праха. Но на Гелликонии все было по-другому. Землян поразила способность гелликонцев уходить в паук и общаться со своими умершими, духами и останками, этими искрами живой энергии.

Было отмечено, что раса анципиталов обладала такой же способностью общения со своими умершими. Мертвые фагоры нисходили в состояние «привязи» и, как обнаружилось, оставались в нем, постепенно мумифицируясь, в течение нескольких поколений. У фагоров вообще не было традиции хоронить умерших.

Это чудесное умение продлевать жизненной путь на Земле поняли, как компенсацию крайне неблагоприятного климата, истязавшего живые существа в течение Великого Года Гелликонии. И тем не менее усопшие люди и усопшие фагоры сильно отличались.

Фагоры в привязи поддерживали своих сохранивших искру жизни предков, формируя резервуар мудрости и ободрения, утешая живых и укрепляя советом. Души людей, которых навещали в пауке, были откровенно недоброжелательны. Ни один человеческий останок никогда ни о чем хорошем не говорил, они лишь бормотали упреки и жаловались на напрасно ушедшую жизнь.

— Отчего такая разница? — вопрошали интеллектуалы.

Ответ лежал в собственном опыте людей. Говорили так: несмотря на то, что фагоры ужасны, они наиболее близки к Всеобщей Прародительнице, гелликонской Гайе. Поэтому душам нет необходимости терзать своих потомков. Люди более развиты, следовательно более далеки от Гайи; они поклоняются многочисленным бесполезным богам, от которых происходят душевные болезни. Поэтому их души вовек не находят покоя.

Как счастливы обитатели Гелликонии, говорили между собой наиболее сочувствующие, если посреди вихря бед могут получить утешение от своих мертвых.

Так мало-помалу зрело намерение. Те, кто достаточно преуспел и радовался тому, что с молекулярного уровня вознесся на поверхность, к великому свету, как лосось выпрыгивает из потока словно для того, чтобы познать жизнь крылатых, решили поделиться своей радостью с Гелликонией.

Иными словами, жителям Земли предстояло излучать в сторону Гелликонии в качестве сигнала сочувствие. Но не для живых обитателей Гелликонии. Живые, отстранившись от своей Всеобщей Прародительницы, были заняты собственными делами, захвачены страстями и ненавистью, и трудно было ожидать, что они смогут уловить этот сигнал. Но мертвые — наиболее жадные до контакта — могли ответить! Мертвецы, влачащие лишенное событий существование, висящие в обсидиане и словно тонущие в нем, погружаясь к Всеобщей Прародительнице, — эти мертвецы возможно были бы в силах ответить аналогичным импульсом сочувствия.

Эту драгоценную пророческую гипотезу обсуждало целое поколение.

— Стоит ли вообще предпринимать такую попытку? — вот о чем спрашивали.

— Даже в случае неудачи полученный опыт обучит нас единению, — отвечали другие.

— Можно ли надеяться, что чужеродные существа поймут нас — тем более мертвые, находящиеся от нас так далеко?

— Через нас Гайя обратится к Всеобщей Прародительнице. Они родственны друг другу и не чужие. Возможно, потрясающая идея, что пришла нам в голову, вовсе не наша, а исходит от Гайи. Нужно рискнуть.