Значит, они считали себя племенем. Любопытно. А между тем мне снилось, как я нахожусь на приеме у молодой, потрясающе красивой королевы. Она вдруг отводит меня в сторону и говорит: «Жак, а ты не хотел бы уединиться?» «Уединиться?» — переспрашиваю ее я. «Ну да, — вдруг отвечает она, — я чувствую к тебе такое животное влечение, что буквально изнемогаю от желания прикоснуться к твоему мужскому достоинству…» «Только лишь прикоснуться?» — спрашиваю я. «Погладить его, поласкать…» — говорит она и начинает смачно облизывать губы. Мы совсем уже было направились в ее будуар, как вдруг появился двухголовый слепец и принялся орать о собрании племени. Вот мерзавец. Чтобы ему света белого не видеть. Кажется, он и так его не видит. Я рассмеялся и, потягиваясь — сон никак не хотел меня отпускать, — выбрался наружу.

Из-за верхушек деревьев выглядывало солнце. Оно еще только начинало свое восхождение. Рассвет уже уступал место дневному сиянию небесного светила, и все же еще было слишком рано, чтобы я прерывал свой сон ради сомнительного удовольствия рассказывать о своей жизни толпе полудурков. Однако мой план требовал немедленного осуществления: если я останусь в Кадрате еще хотя бы на сутки, то рискую просто свихнуться в обществе этих полоумных разбойников. К тому же я вовсе не был уверен, что здешний воздух благотворно сказывается на состоянии моего здоровья. А ну как и у меня тоже начнет расти из плеча вторая голова… Мне и одной-то порой слишком много…

Слепец ожидал меня. Он каким-то неведомым образом почувствовал, что я выбрался из шалаша, приблизился и положил свою узловатую старческую руку мне на плечо.

— Пойдем к центру нашего поселения, Жак, — сказал он, — там народ нашего племени уже ждет твоих откровений.

Я пошел в указанном голубоглазым разбойником направлении, удивляясь про себя, как слепой может знать, куда нужно идти и как он так точно положил руку. Должно быть, у него было хорошо развито интуитивное пространственное чутье. Голубоглазый не отпускал меня ни на шаг, его пальцы были крепко сжаты.

— Не спеши так, Жак, — пробормотал он, — ты уже придумал, что будешь рассказывать?

— Правду, — поспешно ответил я.

— Это хорошо… это очень хорошо. — В такт шагам слепец затряс своими головами.

Нет. Я все-таки никогда не привыкну к их синхронному движению. Если я и дальше буду это наблюдать, то вскорости точно тронусь рассудком. Тут мне в голову пришла любопытная мысль, и я целиком отдался ее рассмотрению. Большинство разбойников обладали двумя головами: казалось бы, они должны были за счет этого мыслить в два раза острее — ведь, согласно древней мудрости: «Одна голова хорошо, а две лучше». Впрочем, я знал и другую пословицу: «Одна голова хорошо, а ни одной — плечам легче». И все же два головных мозга могли бы сделать их обладателя подлинным мыслителем, философом, который изрекал бы оригинальные истины и сочиняя философские трактаты, а из этих бедолаг получились умственно отсталые разбойники. Вот еще один тезис о том, что физиология мало влияет на наше развитие — в основном мы зависим от окружающей среды. А может, в их черепушках было совсем мало серого вещества — только горстка соединенных друг с другом извилин размером с горошину, думать которыми не представляется возможным, потому что их функциональное назначение — это…

— Мы пришли, — слепец отпустил мое плечо.

Задумавшись, я и не заметил, как очутился в самом центре лагеря. Вокруг меня, рассевшись на голой земле, на каких-то тряпках, ельнике и наваленных в беспорядочном хаосе бревнах, расположились чудовищные разбойники. Сотни глаз смотрели прямо на меня. Вот они. Конечная ветвь катарской эволюции, тупиковый вариант развития, вид, обреченный на вымирание. Я обвел взглядом полудурков, которым предстояло насладиться моим рассказом… Хоть бы до них дошло то, что я собираюсь сказать. Наверное, надо говорить помедленнее и подбирать слова попроще.

— Ты можешь начинать, — сообщил слепец, — я чувствую их готовность.

Я кивнул и начал, выставив для проформы вперед правую ногу: когда-то на одной из иллюстраций в книге ведьм я видел философа, который, разговаривая с народом, принял именно эту позу. Должно быть, она позволяла ему разглагольствовать еще активнее.

— Да мне, собственно, и рассказывать нечего. Моя жизнь была короткой и наполненной только тяжким трудом и страданием. Я родился далеко отсюда. В поселении Стржмак, что находится на южных отрогах Стржмакских гор.

— Стржмак? — удивленно переспросил кто-то из моих слушателей.

— Не перебивать, — рявкнул слепец. Наступила тишина.

— Стржмак, — тем не менее повторил я. — С двенадцати лет я трудился на полевых работах, а потом в наш город прибыл караван из Кадрата…

— Чего? — выкрикнуло сразу несколько голосов, — чего он говорит? Какой еще караван из Кадрата, да здесь ничего нету!

— Отец мой крепко пил, в жизни его интересовали только две вещи — выпивка и…

— Женщины?!

— Да заткнитесь же вы! — снова подал голос слепец. Голоса поутихли.

— …Деньги. Он продал меня кадратскому купцу за несколько медных монет и галлон выпивки, так я попал в рабство и навсегда остался жить в Кадрате… Шикарное поместье моего нового хозяина находилось в самой глуши проклятых земель Там он отыскал золотоносное болото и теперь заставляет рабов круглые сутки промывать болотную жижу, чтобы получить золотой песок. Когда у него набирается достаточное количество золота, он отправляется с караваном в цивилизованные места и покупает себе новых рабов, как когда-то купил меня в Стржмаке. Старые рабы мутируют, они перестают быть похожими на людей. Находясь все время в контакте с болотной жижей, они делаются похожими на рыб, а поскольку он держит их на хлебе и воде, большинство из них умирает уже в первый месяц своего пребывания в Кадрате. Зато обогащается он, этот мерзавец. В его замке все сделано из чистого золота, даже плиты, из которых сложено крыльцо. Если их ковырнуть ножом, они заблестят так, что ни у кого не останется никакого сомнения — это золото. Так в роскоши и богатстве он проводит свои дни…

Признаться, я даже не ожидал, что моя краткая речь будет иметь такой резонанс. Добрая половина разбойников вскочила на ноги и принялась что-то громко орать, перекрикивая друг друга. Они толкались и спорили, не в силах справиться с охватившим их возбуждением. Я с самого начала подозревал, что нервная система у этих бедолаг весьма подвижна.

— Спокойно, — громко проговорил слепец, — сядьте на места, сядьте же…

Они медленно расселись, хотя кое-кто еще продолжал покрикивать. Я заметил, что часть особенно возбужденных упали на землю и вздрагивают всем телом — от нервного истощения у них начались судороги… Забавно.

— А как тебе удалось уйти оттуда? — спросил голубоглазый.

— Я долго изучал лес, забирался все дальше и дальше, запоминал тропинки, места, где я мог бы пройти, не опасаясь за свою жизнь… И вот однажды я не вернулся назад… Я столько времени провел в золотом замке, что хозяин даже не предполагал, что мне захочется когда-нибудь сбежать… Он думал, что я его верный слуга навсегда, поручал мне самую простую работу и неплохо кормил. Но все же я был рабом… Он сильно просчитался на мой счет…