— В Бирмингеме, месяцев восемь назад, — не раздумывая ответила Клэр. — Мы столкнулись в кафе книжного магазина.

— Точно. Прости, я тогда был не слишком общителен. Признаться, я так удивился, увидев тебя… и даже как-то растерялся.

— Однако тебе хватило присутствия духа, чтобы вручить мне приглашение на концерт.

Бенжамен, видимо, не уловил язвительности в ее тоне.

— Да, тот вечер удался. Жалко, ты не смогла прийти.

— Но я там была. Недолго, но все же.

— Вот как? Почему я тебя не заметил?

— Ну, я типа держалась на отшибе. — Клэр взглянула на Бенжамена, которого ее слова явно огорчили. — Прости, Бен. Конечно, надо было подойти к тебе. Но я чувствовала себя немного не в своей тарелке — тогда я лишь несколько дней как вернулась в Англию и… уф, не знаю. Странный получился вечер. У тебя был такой вид, словно мысленно ты находился где-то совсем в другом месте.

— Для меня тот концерт был очень важен. — Бенжамен сдвинул брови, припоминая свои горько-сладкие ощущения.

— Не сердись, Бен, но снова увидеть тебя на сцене, это было так… специфично. Наверное, мне не стоило приходить.

— Что же тут специфичного? Или я настолько изменился?

— Господи, — шумно выдохнула Клэр, — так вот что тебя волнует… Ладно, — теперь в ее улыбке сквозило искреннее веселье, а заодно и симпатия, — тогда знай: я искренне считаю, что ты совсем не изменился.

Когда они наконец одолели подъем (Бенжамен всю дорогу канючил: «Неужто нельзя было поехать на машине?»), перед ними предстал паб «Единорог», а за пабом вздымался почти вертикальный горный склон, густо поросший папоротником. Бенжамена, который не бывал в Малверне с детства, впечатлила эта серая громадина на фоне голубого предвечернего неба с редкими облачками. Поначалу, увидев новое жилище Клэр, он расстроился, но сейчас даже на миг позавидовал тому, какую среду обитания она выбрала.

— Мне здесь нравится, — заявил он. — Здесь есть что-то величественное. Со скидкой, разумеется, на общий мелкий масштаб Западного Мидлендса.

— Да, тут неплохо, — согласилась Клэр, после чего взяла Бенжамена под руку и повела прочь от паба к повороту на Ворчестер-роуд. — Не скажу, что именно в этих местах я мечтала навеки поселиться. Скорее уж в Милане. Или в Праге. А может, в Барселоне. Словом, где-нибудь там. И сегодня вечером мы выпивали бы в каком-нибудь… лиссабонском «Алькантаре»… сказочное заведение, я была там один раз с парнем, с которым у меня так ничего и не вышло… сплошь ар деко — я о кафе говорю, — а всего в паре шагов атлантический прибой. Но… вот, где мы с тобой оказались. — Клэр остановилась у дверного проема. — Гостиница «Герб Фолея» в Малверне. Это, вероятно, определяет нам цену, не так ли, Бенжамен? Этого, вероятно, мы и заслуживаем.

Они сели на террасе, откуда открывался головокружительный вид на долину Северна, бескрайнюю, утопающую в вечернем солнечном свете, подернутую легкой дымкой после жаркого дня. И Бенжамен подумал, что по доброй воле не променял бы эту панораму на самые распрекрасные окрестности Лиссабона. Свои мысли, однако, он оставил при себе. Клэр же, когда та вернулась из бара с бутылкой тепловатого белого вина и двумя бокалами, он спросил (не сумев скрыть легкого раздражения в голосе):

— Ну как ты можешь говорить, что я хорошо выгляжу? Я в ужасном состоянии. Вот уже больше года у меня тяжелейший кризис.

— Бенжамен, у тебя вся жизнь — тяжелейший кризис. И конца этому не видно. Так что ты меня не удивил. А выглядишь ты действительно хорошо. Уж извини, но это правда. — Она подала ему наполненный бокал и добавила, смягчившись: — Давай рассказывай, в чем дело. На этот раз.

— Дело во мне и Эмили. — Отвернувшись, Бенжамен прихлебывал вино и рассеянно глядел на долину.

Клэр молча взялась за бокал.

— Наш брак разваливается, — уточнил Бенжамен на тот случай, если собеседница сама еще не поняла. Но отклика опять не последовало. — Что же ты молчишь?

— А что тут скажешь?

Бенжамен сердито глянул на нее, затем покачал головой:

— Не знаю. Ты права. Ничего.

— Я все это проходила с Филипом. И мне известно, какой это запредельный кошмар. Мне жаль, Бен, правда, очень, очень жаль. Но делать большие глаза я не стану: у вас с Эмили давно не все в порядке.

Подавшись вперед, Бенжамен страдальчески уставился на Клэр:

— Я чувствую себя таким… таким… не могу подобрать слова…

— Виноватым.

— Да, — изумленно подтвердил Бенжамен. — Чувствую себя виноватым. Каждую минуту и сутки напролет. Как ты догадалась?

— Я уже говорила, ты ни капельки не изменился. И я всегда знала: случись нечто подобное — чувство вины тебя захлестнет. В этом отношении тебе равных нет. У тебя талант — виноватиться. И этот талант оставался невостребованным до поры до времени, но сейчас, разумеется, ты наверстаешь упущенное.

— Но почему я должен чувствовать себя виноватым? В чем моя вина?

— Тебе лучше знать.

— Я не изменял Эмили.

— Разве?

— По крайней мере, я ни с кем, кроме нее, не спал.

— Это не одно и то же, — вздохнула Клэр. — Так что произошло? С чего все началось?

— Началось все в прошлом году. — И Бенжамен поведал Клэр о дневниках Фрэнсиса Рипера и о банальном объяснении «чуда», в которое он верил тайно и беззаветно на протяжении двадцати шести лет.

Клэр помолчала, обмозговывая услышанное.

— То есть… ты больше не веришь в Бога?

— Не верю, — с нажимом произнес Бенжамен.

— Черт возьми, как же ты меня порадовал. Нет, за это надо выпить! — Она попыталась чокнуться с Бенжаменом, но тот уклонился.

— Похоже, ты не понимаешь, — сказал он. — Тут ведь не просто рассыпавшаяся в прах иллюзия, хотя само по себе это достаточно печально. Речь идет о нас с Эмили. Отныне у нас нет ничего общего. Она верит. Я нет. А ничто другое нас никогда не связывало.

— Но вы все еще вместе, верно? Год прошел, а вы пока не расстались. Это что-нибудь да значит. Очевидно, есть еще что-то, на чем можно выстраивать отношения.

— Со стороны, наверное, так и кажется, но это неправда. Год прошел отвратительно, гнусно. Мы почти не разговариваем друг с другом. Дома мы еще кое-как приспособились к этой ситуации: оба на работе целый день, а вечером телевизор или я ухожу наверх работать, — словом, отвлекаемся. Но через месяц мы собираемся на две недели в Нормандию, и я просто в ужасе. Постоянно находиться бок о бок с человеком, к которому не испытываешь… ни капли привязанности, ни тепла — что может быть хуже!

— Что? — взвилась Клэр. — А как насчет голода? Или гибели возлюбленного от бомбы самоубийцы-террориста?.. — Опустив глаза, она грустно улыбнулась. — Да, знаю, опять я читаю мораль. Я тоже ничуть не изменилась.