давать такое согласие? Разве не ясно, что буржуазия – наш классовый враг, и распространять буржуазную печать среди советских людей – это, кроме вреда, ничего не принесет. Такой неверный шаг, если его допустить, будет оказывать вредное, отрицательное влияние на умы и мировоззрение советских людей, приведет к ослаблению нашей коммунистической идеологии и усилению идеологии буржуазной. Это первая политическая ошибка товарища Молотова.

А чего стоит предложение товарища Молотова передать Крым евреям? Это – грубая ошибка товарища Молотова. Для чего это ему потребовалось? Как это можно допустить? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предположение? У нас есть Еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш Советский Крым. Это – вторая политическая ошибка товарища Молотова. Товарищ Молотов неправильно ведет себя как член Политбюро. И мы категорически отклоняем его надуманные предложения.

Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение Политбюро по тому или иному важному вопросу, как это быстро становится известно товарищу Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет Политбюро с супругой Молотова, Жемчужиной, и ее друзьями. А ее окружают друзья, которым нельзя доверять. Ясно, что такое поведение члена Политбюро недопустимо.

Теперь о товарище Микояне. Он, видите ли, возражает против повышения сельхозналога на крестьян. Кто он, наш Анастас Иванович? Что ему тут не ясно?

Мужик – наш должник. С крестьянами у нас крепкий союз. Мы закрепили за колхозами навечно землю. Они должны отдавать положенный долг государству. Поэтому нельзя согласиться с позицией товарища Микояна».

Когда Микоян пытался оправдаться, Сталин обозвал его «новоявленным Фрумкиным» – давно уже расстрелянным сторонником Бухарина, бывшего наркома финансов и внешней торговли, проявившим, как мы помним, в 1923 году преступное непонимание того, что советским органам негоже открыто ссылаться на партийные директивы. Это был грозный признак. А когда Молотов начал каяться, признал свои ошибки и заверил, что был и остается верным учеником Сталина, Сталин его одернул: «Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина».

Но самой драматичной оказалась концовка этого последнего сталинского публичного выступления. Вот как его описывает Л. Н. Ефремов:

«Голос с места: Надо избрать товарища Сталина Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Сталин: Нет! Меня освободите от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР.

Г. М. Маленков на трибуне: Товарищи! Мы должны все единогласно и единодушно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Сталин на трибуне: На Пленуме ЦК не нужны аплодисменты. Нужно решать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого секретаря.

С. К. Тимошенко: Товарищ Сталин, народ не поймет этого. Мы все как один избираем Вас своим руководителем – Генеральным секретарем ЦК КПСС. Другого решения быть не может.

Все стоя горячо аплодируют, поддерживая Тимошенко. Сталин долго стоял и смотрел в зал, потом махнул рукой и сел»[95].

Последним выступлением Сталина стала его речь на заседании Бюро Президиума ЦК КПСС 27 октября 1952 года. Вождь обрушился на пропаганду, заявив, что «наша пропаганда ведется плохо, кака какая-то, а не пропаганда. Все недовольны постановкой дела пропаганды», в том числе все члены Политбюро, потому что «у наших кадров, особенно у молодежи, нет глубоких знаний марксизма». Решение этой проблемы Сталин предложил сугубо бюрократическое – создать для руководства всей идеологической работой при Президиуме ЦК постоянную комиссию по идеологическим вопросам в составе из 10–20 человек. Заодно Сталин покритиковал руководство промышленностью и предложил «иметь единый Отдел промышленности и транспорта и поставить во главе его крупного человека». В сельском хозяйстве тоже все было плохо, потому что «партийные работники не знают истории сельского хозяйства в Европе, не знают, как ведется животноводство в США». Для того, чтобы решить эту проблему, Сталин предложил в аппарат идеологической комиссии включить лиц, хорошо владеющих иностранными языками, в том числе английским, немецким, французским и китайским. Очевидно, они должны были не только пропагандировать марксизм сталинского образца зарубежной публике, но и знакомить кадры промышленности и сельского хозяйства с зарубежным опытом. Еще Сталин потребовал «серьезно поставить пропаганду политической экономии и философии», так как «американцы опровергают марксизм, клевещут на нас, стараются развенчать нас. Мы должны разоблачать их. Надо знакомить людей с идеологией врагов, критиковать эту идеологию, и это будет вооружать наши кадры. Мы теперь ведем не только национальную политику, но ведем мировую политику. Американцы хотят все подчинить себе. Но Америку ни в одной столице не уважают»[96]. Получается, что за несколько месяцев до смерти Сталина положение в советской экономике было ничуть не лучше, а в сельском хозяйстве даже определенно хуже, чем 28 годами ранее, когда он только пришел к власти. Конечно, сказались разрушительные последствия войны, но для сельского хозяйства еще более разрушительной оказались последствия коллективизации, от которых она не смогла оправиться вплоть до конца коммунистического правления. Да и промышленность имела передовые технологии только в отраслях ВПК, да и то по большей части они были тем или иным образом, не всегда легальным, заимствованы с Запада.

Зато Сталин в тот момент хорошо сознавал, что смог превратить СССР в мировую державу, даже, если использовать сегодняшний термин, в сверхдержаву, в то время – вторую после США. В тот момент только Соединенные Штаты и Советский Союз обладали ядерным оружием и находились на пороге обретения термоядерного. В правление Сталина СССР присоединил к себе Западную Украину и Западную Белоруссию, значительные территории Карелии, Бессарабию, Северную Буковину, Литву, Латвию, Эстонию, Закарпатье, Туву, Калининградскую область (часть Восточной Пруссии), Курильские острова и Южный Сахалин. Кроме того, в советской сфере влияния оказались Восточная Европа, включая восточные оккупационные зоны Германии и Австрии. Авторитет Советского Союза в мире резко возрос. Одну из последних в своей жизни бесед Сталин провел с послом Аргентины Леопольдо Браво. Это случилось 7 февраля 1953 года. Браво заявил, что «Сталин – это человек, о котором думают люди всего мира, и не только коммунисты, человек, который всех интересует, о котором все спрашивают, книги которого читают и высказываниями которого руководствуются». Сталин, демонстрируя скромность, заявил, что «посол, очевидно, преувеличивает» и что «люди в других странах преувеличивают его роль»[97]. На публике Сталин любил демонстрировать скромность, но в глубине души верил в собственное величие, равно как и в то, что сотни миллионов людей во