– Твои жены, – кивнула я, делая вид, что совсем не ревную. Хотя не думаю, что у меня получилось. – Линда сказала, что у тебя их было три.

– Пять, – покачал головой Гейб.

– Что – «пять», – не сразу сообразила я.

– У меня их было пять. Пять человеческих жён.

– Пять? – у меня и три-то с трудом в голове умещались, но пять?

– Миранда, ты же знаешь, сколько мне лет. И я не прожил их монахом.

– Да, я понимаю, – надеюсь, мои щёки не очень заметно покраснели. Потому что мне вдруг представился Гейб с женщиной. Я знала про Линду, догадывалась про матерей Адама и Аланы, но это было всё как бы теоретически. А вот сейчас я его просто увидела.

В полумраке спальни он склоняется над какой-то женщиной. И я вижу его широченные плечи, бугрящиеся мускулами, его чувственные губы, готовые дарить поцелуи, его горящие страстью глаза, когда он склоняется всё ниже… надо мной!?

Господи, меня словно кипятком обдало с ног до головы. Я явственно увидела себя в той постели с Гейбом, почувствовала его руки на своём обнажённом теле, его губы на своих губах, его тело, прижатое к моему… Эта картина была настолько неожиданной, настолько мне не свойственной, что я растерялась. Что это вообще было?!

Я с первой же нашей встречи понимала, что Гейб – мой. Находиться рядом с ним стало едва ли не смыслом моей жизни. И то, что он так явно тянулся ко мне, стараясь прикоснуться при любой возможности, было таким правильным, таким естественным. Долгие годы я избегала любых прикосновений – ведь это грозило разоблачением. Никаких близких отношений ни с кем. Вэнди была первой за десять лет, к кому я сама прикоснулась. И сейчас, с Гейбом, я словно бы навёрстывала всё, что недополучила за эти годы. Я словно бы оттаивала, выбиралась из раковины. Его прикосновения были мне безумно приятны.

Но никогда до этого я не хотела ТАКИХ прикосновений!

В свои двадцать четыре я всё ещё оставалась девственницей. Нецелованной девственницей. Не считать же настоящим поцелуем то, как прыщавый Ронни Эштон прижался своими мокрыми губами к моему рту, зажав меня у школьных шкафчиков и явно выделываясь перед своими ржущими дружками! Нам тогда было по тринадцать, и я расквасила ему нос, а за это меня целую неделю оставляли после уроков. Зато больше никому из мальчишек в школе и в голову не приходило попытаться сделать со мной нечто подобное.

А уж после обращения… Я словно бы застыла. Эмоционально я осталась на уровне подростка, каким была в момент, когда вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. С тех пор я всегда была настороже, не расслаблялась ни на минуту. И уж конечно, никакие плотские желания меня не посещали. Да и к кому мне было их испытывать? К человеческим мужчинам, для которых я – мутант? И которых я могла легко раздавить, просто обняв чуть крепче? Нет, мне никогда и в голову ничего подобного не приходило.

А теперь вдруг пришло. Я понимала, что со мной происходит. Я была невинной, но не наивной. Это было самое настоящее желание. К Гейбу. Я хотела его. Как мужчину. И это случилось со мной впервые.

Вообще-то, это же ведь нормально, да? Нормально желать своего мужчину. Это же обычная составляющая супружеской жизни. Ну, я же выйду за него, в конце-то концов, правда же? Ну и что, что мы знакомы менее двух суток – это же произойдёт, рано или поздно.

– Миранда, ты в порядке? – голос Гейба прервал мои раздумья.

– А? – откликнулась я. – В полном. А почему ты спросил?

– Потому что ты вот уже минут пять молча смотришь в пространство, не мигая. О чём задумалась?

Что, вот прямо так всё и выложить? «Гейб, я вдруг поняла, что хочу тебя»? Ага, я ещё не сошла с ума и не потеряла остатки гордости, чтобы набрасываться на того, кто всё ещё считает меня ребёнком. Наверное...

– Да я просто задумалась, – с беззаботной улыбкой ответила я, снова двинувшись в направлении дома. – У тебя было пять жён, а детей всего двое. Как-то странно.

– Так уж получилось, – Гейб пожал плечами, похоже, приняв мои слова за чистую монету. Впрочем, меня действительно это интересовало. – Адама мне подарила вторая жена, Алану – пятая.

– А остальные?

– Остальные? – тяжёлый вздох. – Не везло мне как-то с остальными. Третья умерла через пару месяцев после свадьбы. Скарлатина. Или, как говорили в то время – «глото́шная хвороба». Тогда её ещё не умели лечить. А четвёртая так и не забеременела. Видимо, просто была бесплодной. Всякое бывает. Например, знаешь, почему у Люси нет ребёнка от Филиппа?

– А у них его нет?

– Нет. Всё это было так нелепо. Люси просто споткнулась о завернувшийся край паласа, неудачно упала, сломала бедро и целых два месяца пролежала на растяжке с металлическим штырём в ноге. Это была её единственная травма за все двадцать четыре года их совместной жизни, и пришлась она именно на тот самый период времени, когда Филипп единственный раз мог сделать ей ребёнка. Судьба…

– Как жаль, – покачала я головой. Люси мне была очень симпатична, Филипп, конечно, тоже, но у него-то дети были. А Люси уже никогда не испытать радость материнства. Как, впрочем, и мне. Хорошо ещё, что у Гейба уже были дети. Полный комплект, как изящно выразилась Линда.

– Такое случается. Не все человеческие жёны дарят нам детей.

– А нельзя было сделать искусственное оплодотворение? Раз уж естественным путём это сделать было… проблематично?

Ой, ну и темка у нас образовалась. Особенно в свете моих недавних мыслей. Надеюсь, уши у меня не очень полыхают, волосы не подпалят?

– Ах, Миранда, если бы всё было так просто. Понимаешь, у нас же всего один шанс. И как его поймать?

– В пробирку, – пробормотала я.

– Ничего не получится. Джеффри давно интересует эта тема, и он провёл достаточно исследований. У нас хватает тех, у кого нет человеческих жён, и кто готов сдавать анализы. В общем, если простыми словами, то у нас созревает всего один жизнеспособный сперматозоид. Всего один за тридцать лет. И если его вовремя не использовать по прямому назначению – он погибает очень быстро. Нельзя его «сэкономить», отложить на потом. И нет никакого знака, оповещающего о его созревании. Единственный более-менее гарантированный способ заиметь ребёнка – заниматься сексом ежедневно в течение пары недель в определённый период. Тогда он точно попадёт по назначению. В теле женщины, как ни странно, он может жить гораздо дольше, дожидаясь, пока созреет яйцеклетка. Но в нашем теле – нет. Пропусти один-два дня – и всё, он погиб.

– Как всё сложно!

– Ну, мы как-то приспособились. И, как ты понимаешь, у нас есть много попыток. И неограниченное количество времени. У моих детей разница в возрасте более двух тысяч лет. Алана даже младше Пирса, ей всего девяносто восемь лет. Я очень долго её ждал.

Какое-то время мы шли молча. Когда мы уже практически подошли к дому, я вспомнила, что кое о ком Гейб умолчал.