— Так я бодро, хотя и пошатываясь несколько, добрался до своей машины, а уж там и отключился. Не знаю, сколько прошло времени, оно же не ощущалось в том состоянии. А очнувшись, я увидел странную чёрную тень, вылезшую из арки входа. Она напоминала горного крылана, который боком и, сжавшись, зигзагами стремительно уходил прочь в глубину предрассветных узких ущелий, то есть городских трущоб в данном случае. Я не раз видел, как бегают по земле крыланы на своих тонких ногах и, словно бы, завернутые в обширные крылья, — очень похожее было зрелище. И я всё ждал, когда он взлетит. Для крылана он был несколько великоват, но очень похож. Как думаешь, был это сон или явь? И кто бы это мог быть? Даже если я догадался, кому легче, если твоего брата не вернуть.

— Кто это был? — похолодев, она поверила ему сразу же, как будто всегда знала, Рудольф не мог быть убийцей Нэиля.

— Он напоминал твоего старца-отчима-мужа, если со спины, — он явно играл на её напряжении, приплетя Тон-Ата.

— Зачем Тон-Ату убивать любимого мальчика? Он лелеял его с детства. У тебя точно помутилось сознание тогда…

— Любимый мальчик, говоришь? Так для него не существует такого понятия как любовь в принципе, ни родственная, ни уж тем более любовь другого рода…

— Ты заблуждаешься!

— А-а! Ну… так тебе виднее, если уж ты провела с ним столько времени. Темнота скрадывала очертания его фигуры, то существо напоминало больше тень и могло быть любого роста.

— Ты забыл о той стычке с Хагором в саду возле дома Гелии? Так вот, Нэиль тоже в тот вечер столкнулся с ним…

— Возле дома Гелии? Я толком и не понял, кто там был…

— Тон-Ат высок и статен, а Хагор сгорблен…

— Но Хагор умеет и распрямляться, становясь намного внушительнее по виду, если ему зачем-то оно и необходимо. Он умеет трансформироваться во что угодно, нечисть поганая! Мог и мокрицей плюгавой прикинуться, так что и не заметишь его. А мог и скалой неподвижной встать, мимо проскочишь и не увидишь. Всё зависит от его спонтанного вдохновения. Думаю, и у твоего отца-покровителя такие возможности имелись. Ведь лица я рассмотреть не мог. Он спрятал его в капюшон, в который трансформировался его воротник. Весь вопрос в том, кто из них был больший ревнивец. Твой Тонат питал к Гелии, скорее, презрение, насколько я могу судить. Возможно, только ты как дочь своей матери и была для него исключением… У него всегда имелись свои планы на будущее и никогда не имелось того, что называется жалостью хоть к кому. Хотя по видимости он и был целителем недужных и покровителем вашего семейства. Он ненавидел Хагора и мог не простить твоего брата за предательство той цели, в которую его и посвятил. Хагор же считывал Гелию всю целиком, и ни единая её мысль, образы и чувства, даже загнанные в подсознание, не были для него тайной. Но тут уж только мои догадки. А догадки на то и догадки, что часто скользят мимо истины. У Хагора и у Тон-Ата была такая распря, такой накал вражды, но причины вряд ли могут быть нам понятны. А мог быть и любой ночной бродяга, вор и убийца, застигнутый Нэилем там, где тот не желал обнаружения. Всё могло быть. Среди изгоев полно бывших военных, обладающих особыми приёмами умерщвления. Вполне возможно, это был лишь мой личный уже бред, пока я ждал Чапоса- спасителя, как ни парадоксально звучит, но он меня спас. Я мог видеть нечто вроде болезненного бреда, в котором моя собственная смерть даже не взглянула на меня, а только показала мне свою спину. «Знай, я всегда рядом. Я всегда могу повернуться и лицом»! А знала бы ты, какие личины порой выбирает себе смерть… И далеко не всегда устрашающие. К тому же все протоколы вскрытия Нэиля некто украл из Департамента внутренней безопасности. Производить собственное расследование? К чему оно было? Кому я его предоставлю? А если бы и оно подтвердило, что он погиб от моего удара? Тебя уже не было рядом. А Гелия не нуждалась ни в каких моих оправданиях. Другого же суда надо мной здесь не было. Только ты одна. Но ты вынесла мне приговор и исчезла. Ты и сейчас несёшь в себе это осуждение. Это-то и отравляет твоё чувство, в котором лично я-то не сомневаюсь, имея к тебе приблизительно точно такое же. Но оно, это чувство, и твоё, и моё, далеко не то же самое, что было у нас в том времени. А именно что приблизительно такое же. Тебя одолела нищета и бесправие в столице, а также и одиночество совсем молоденькой женщины, в которой никто не нуждался. И ты наступила своей чудесной ножкой на свою гордость аристократки, да и просто человеческую гордость. Пошла на сближение с убийцей своего брата, как ты меня считаешь.

— Я не пошла ни на какое сближение! Работу в ЦЭССЭИ мне предложил совсем не ты, а Инар Цульф!

— Тем зданием, где ты работаешь и живёшь, владею я. Это моя личная собственность, если по законам здешнего места. Ты ничего не платишь за эксплуатацию здания, за его обеспечение энергией, водой, и даже не следишь за функционированием всех его систем.

— Разве это не обязанность Администрации…

— За свои обязанности, как ты говоришь, они сдирали бы с тебя три шкуры, отбирали бы всю прибыль якобы в виде налогов, а ты при том оставалась бы вечным должником. Никакой Цульф не сумел бы устроить здесь столь привлекательного заведения для удовлетворения запросов здешних небедных обитателей, не предоставь я ему такой возможности.

— Всё равно, здание без нужных вложений и умелой организации модельного бизнеса, без хозяйственного и административного опыта самого Инара было бы лишь пустой и затейливой коробкой! И не я прильнула к тебе, а ты сам насильно овладел мною в машине! Ты причинил мне боль! И потом раз за разом ты тискал меня в своей машине…

Он явно опешил от её обвинений, — Ты же… и сама хотела. Ну, если вначале я немного переусердствовал, то потом-то…

— А потом ты как преступный дух проник и в мою постель!

— Ты отдалась бы любому, кто бы там ни пришёл. Хоть оборотню лысому, хоть Чапосу корявому. Тебя распирала естественная жажда сексуальных утех. А ты наделена настолько ярким темпераментом, красотой телесной. И никто в этом не нуждался в течение