* * *

Нападавшие совсем ничего не знали о боевом искусстве гремов, иначе они не бросились бы так безоглядно под удары каменных секир, но их было много, слишком много против семерых, а вернее, шестерых гремов, потому-что предводитель северян, тот, что бил в землю костяным посохом, когда гремы шли вдоль гор, не принял участие в битве — он спрятался за спинами соплеменников и принялся быстро собирать ветки, сухие бодыли и охапки выженной солнцем травы, намереваясь развести огонь. Вот уже кучка топлива готова, вот грем простер над ним ладони, и миг спустя заплясали под ними веселые язычки огня.

«Эге, да это волхв ихний!», — сообразил Луня: «Колдовать сейчас начнет, своим помогать!».

Первый натиск низкорослых врагов гремы отбили в считанные мгновения. Казалось, только что катилась на них готовая все сокрушить на своем пути, вопящая и орущая людская лавина, потрясавшая копьями, но вот она достигла стоявших неподвижно великанов, дружно взметнулись секиры, прогремел гремский боевой клич, столь ненавистный Луне, и нападающие были отброшены, в беспорядке отшли, зывывая и визжа. На желтой сухой траве остались лежать тела семерых людей в травяных накидках, порубленные секирами, но и один из гремов, вдруг зашатавшись, рухнул под ноги соплеменников.

«Копьями достали!», — догадался Луня, вспомнив все, что он знал о гремах: «Эх, что ж они броней-то не носят!». Неожиданно ученик волхва поймал себя на мысли, что он искренне желает победы своим недругам. Уж больно мерзкими казались Луне визгливые коротыши, уж больно поганой была смерть от их костяных копий. Но может быть, нападавшие испугаются несокрушимости гремов? Потерять семерых за раз, взяв только одну вражью жизнь — слишком неравный мен!

Однако люди в травяных повязках так не думали. Они вновь сгрудились, выставив свои длинные копья, и бросились на гремов, вопя еще оглушительнее и пронзительнее. Противники сшиблись, и на этот раз гремам пришлось туго. Низкорослые больше не лезли под удары страшных секир. Окружив шестерых северян, они издали старались свалить их ударами копий. Гремы отважно бросались на врага, ломая хрупкие кривые древки, но силы были слишком не равны.

Наконец-то вступил в битву и гремский колдун. На миг ратовище накрыла темная дымная завеса, а потом вдруг нападавшие начали по одному застывать на месте, опуская свое оружие. «Заклятие костей!», — догадался Луня, слышивший о таком чародействе от Шыка: «Ну, теперь гремы им покажут!». Однако колдун опоздал со своими чарами — к моменту, когда заклятие костей начало действовать, в живых осталось лишь трое из семерых гремов — сам колдун и двое окровавленных северян, по прежнему храбро отбивающихся от наседавших врагов.

И тут Луня услышал за спиной слитный топот конских копыт. «Наши подоспели!» — подумал он, ужом скользнул меж стеблей бурьяна, и уже в лощинке, где стоял его конь, встал на ноги и встретил отряд.

— Гремов там побили! — крикнул он подъезжавшим отрядникам: — Мелкие какие-то навалились, почти всех уже поубивали! Колдун гремский чары пустил, да поздно. Не выстоят они, помочь бы надо!

Шык кивнул, поднял свою булаву:

— Вперед! Бей!

— Бей! — по-родски зазвучал над полем заканчивающегося уже ратовища новый боевой клич. Гремов к тому моменту осталось всего двое — тот самый богатырь, стать которого удивила Луню в самом начале, и колдун, что встал в смертный час рядом с соплеменником, подхватив из залитой кровью травы каменную секиру.

Нападавшие, которых осталось вдвое меньше, чем было, удивленно обернулись на приближающихся к ним конников, попытались было выставить копья, но Луня, Марвин с Барвином и Чу несколько раз на скаку выстрелили из луков, свалив пятерых, и остальные, поняв, что против почти стольких же конных, одетых в сверкающие брони, воинов им не устоять, с воплями бросились в заросли.

— Догнать! — заревел Зугур, потрясая копьем, и отрядники бросили коней в погоню. Луня мчался, чуть отставая от вагаса, вторым, и на ходу из лука поразил в спину еще нескольких. Убил он их или только ранил — разбираться было некогда, сзади скачут побратимы, добьют, в случае чего. Главное, чтобы ни один враг не ушел, не вернулся к своим, не привел воинов — мстить за смерть соплеменников…

Ни ушел никто. Когда спустя время, отряд вернулся из погони, волоча за конями трупы низкорослых, и их сосчитали, выяснилось — все здесь, все приняли смерть, и некому оповестить вождей находчиков о гибели соплеменников.

— Это пескуны-сассы, жители Голубых Песков Махадум! — разглядывая тело убитого вожака с перьями на голове, уверенно сказал Шык: — Они всегда нападают на проезжих и прохожих. По-моему, они даже едят человечину…

Луня содрогнулся, представив, что бы случилось с мертвыми гремами, не окажись поблизости их отряда. Потом ученик волхва обратил свой взор на выживших северян. Гремы по прежнему стояли возле тел своих падших братьев, сжимая в руках окровавленные секиры. Казалось, они готовы были биться и против пришедших им на выручку, биться до конца, погибнуть, но постараться унести с собой хотя бы одну чужую жизнь.

— Тьфу, мы им жизнь спасли, а они топоры на нас подняли! Что за люди, э? — в недоумении покрутил головой Зугур.

— Гремы это! — негромко ответил ему молчун-Барвин: — Как их сюда занесло, не пойму…

Шык, вытянув шею, прокричал двоим северянам что-то на их языке — в ответ те промолчали.

— Чего ты спросил у них, дяденька? — поинтересовался Луня.

— Известно чего — спросил, что они тут делают! — ответил волхв: — То, что впереди нас гремы идут, я давно уже понял, но вот до сих пор не могу в толк взять — ну чего им тут понадобилось?! А колдун у них сильный, мне чета… Да, вразуми меня Влес, они что, никак и с нами биться затевают?

Луня, уже остывший от горячки погони, тронул своего коня и подъехал к гремам на полтора десятка шагов. Вот они значит, какие… Черты лица ровно топором вырубали. Волосы рыжие, длинные, в косы заплетены, кожаными полосками перетянуты. У колдуна на шее амулет из костей, зубов и желтый камень посредине. Лумня знал — такой камень алатырем кличут, найти его можно в земле чудов, и обладает камень чародейственными свойствами.

Одеты гремы были в меховые безрукавки, за плечами у всех — кожаные мешки с поклажей, на ногах — перевязанные ремнями меховые сапоги-чуни. «А колдун гремский стар, чуть не старее Веда будет!», — подметил Луня и принялся разглядывать второго северянина. Исполин выглядел зрелым мужем, лицо его, красноватое от загара, пересекал кривой шрам, рыжая бородища торчала во все стороны, забрызганная кровью, а секира в руках больше напоминала молот — огромное каменное било, накрепко привязанное звериными жилами к рукояти из целого стволика молодой сосны.

Великан был весь в крови, и левой рукой зажимал на боку рваную рану. Луня увидел толчками идущую из пореза и сочащуюся между пальцев темную нутряную кровь. «Эге, а дело у него худо, скоро обезножит, ослабеет совсем! С таким и биться-то позорно — того гляди, сам упадет!».

Молчание затягивалось — гремы не двигались с места, а отрядники крутились на конях в стороне, и лишь Шык время от времени пытался заговорить с рыжеволосыми на их родном языке. Так продолжалось долго. Первым не выдержал Зугур: