— Понимаю. Сделаем все, как надо.

— И еще, у вас тут с режимом как? Может он покинуть управление или обязан отсидеть рабочий день от звонка до звонка?

— Захочет — сможет.

— Вопросов больше нет.

Майор набрал номер внутренней связи.

— Кузнецов? Ты на месте? Это Голодько, дежурный. Ты у себя минут пять будешь? Да нет, ничего, хочу с тобой об одном деле поговорить. Времени много не отниму, да и нет его у меня, сам понимаешь, служба. Ну, я поднимаюсь.

И обращаясь к Старикову:

— Ну как, пойдет?

— Лучше не придумаешь. Только начальству о моем визите докладывать не надо. Я же не по делу. А то начнутся расспросы, так до вечера и просидим здесь вместо уютного кабачка. Договорились, майор? Пузырь коньяка за мной. Кузнецов и передаст.

— Договорились.

— Ну, спасибо. Если возникнут проблемы со службой, через Веню свяжись со мной, помогу. Хороший ты человек, майор, с понятием. Ну все, я пошел.

Дежурный проводил взглядом мужчину в модном плаще. Подумал — служат же люди, и власть имеют, и «бабки». На этом гэбисте прикида тысяч на пятьдесят. Хотя, может, им выдают такие шмотки вместо формы для понта? Кто знает? Нам бы так.

А Николай пошел к лестнице, левой рукой, несущей кейс, поддерживая пистолет-пулемет «клин», невидимый под широкими полами модного плаща. И никому — ни дежурному по управлению, ни милиционерам на входе — не пришло в голову сличить образ «подполковника ФСБ» с фотографией, правда плохенькой, Николая Старикова, разыскиваемого милицией, которая висела третьей во втором ряду большой доски в дежурке.

* * *

Майор Кузнецов после звонка дежурного подошел к окну, закурил.

По стеклу заискрились первые мелкие капли дождя.

«Опять дождь, — подумал майор, — только вчера машину вымыл, и на тебе. И что это вдруг Голодько понадобилось?»

Дело какое-то, говорит. Наверняка кто-нибудь из детишек знакомых родителей попал с наркотой, хотят замять дело. К Кузнецову по таким вопросам нередко обращались сослуживцы. Одним помогал, другим — не мог.

Дверь в кабинет открылась.

Кузнецов обернулся.

Вместо Голодько на пороге стоял незнакомый хорошо одетый мужчина, в распахнутом белом плаще, его лицо показалось Кузнецову знакомым.

— Кто вы? И что сие вторжение означает? — строго спросил Кузнецов.

— Я — Стариков. Бывший майор бывшего спецназа, которого ты, подонок, после моего звонка о наркотиках вычислил и сдал бандитам. Ты один из тех, кто убил мою семью.

Кузнецов похолодел, его била дрожь. В голове мелькнуло: это конец. Майор шагнул к столу.

— Стоять, — приказал Стариков, достав из кейса «клин». — Тебе знакома эта игрушка? 1200 выстрелов в минуту. Десять секунд, и двадцать «макаровских» пуль разорвут твое поганое тело.

Кузнецов вернулся к окну. Ему казалось, что все это происходит не с ним.

Стариков закрыл дверь, подошел к майору.

— Оружие?

— В верхнем ящике стола.

— Встань к стене, подними руки. Ты знаешь, что решения я принимаю мгновенно, дернешься — и распотрошу тебя. Предупреждаю.

Кузнецов молча выполнил требования Старикова.

Николай обыскал майора. Оружия при нем не оказалось.

Стариков прошел к столу, не сводя с Кузнецова пистолета, выдвинул верхний ящик, бросил табельный «ПМ» на стол, проверил остальные ящики, кроме бумаг, ничего. Открыл сейф, не осматривая, закрыл. Ключ от сейфа и пистолет положил в карман плаща.

— Вернись к столу.

Майор милиции выполнил требование Николая.

— Ну а теперь слушай меня внимательно. Сейчас мы выходим из управления во двор. Друзья детства, счастливые и радостные. Улыбку на морду не забудь надеть. Там берешь служебную машину, не свою — оперативную. Едем до ТЮЗа. Там машину отпустишь. Что делать дальше, я скажу, когда прибудем на место. Ты все понял?

Кузнецов окончательно пришел в себя, и в его голосе появилась твердость.

— Ошибаешься, Стариков, я никуда не пойду. Знаю, ты убьешь меня в любом случае. Так пусть это свершится здесь. И погибнем мы вместе. Отсюда тебе далеко не уйти. Убивай, но учти, что твою семью я пальцем не тронул. И Арнольду советовал не делать этого. Даже тебя не убивать. Есть другие методы воздействия, — лгал Кузнецов. Стариков это понимал, однако делал вид, что верит подонку. — А теперь стреляй и попробуй скрыться. Сомневаюсь, что это тебе удастся.

— Ты неплохо держишься, майор. Молодец. Только одного не можешь понять. Если бы я принял окончательное решение тебя убрать, ты бы уже сейчас лежал в морге. Никакая охрана не помогла бы. И ты это знаешь.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что у меня есть шанс остаться в живых?

— Мизерный, майор, но есть. При соблюдении некоторых условий, о которых узнаешь, когда мы выйдем отсюда.

— Я не верю тебе.

— Ну что ж, вижу — ты не трус, но и не так умен, как я думал.

Стариков закрепил на «клине» глушитель. Навел ствол на Кузнецова.

— Итак, майор. Либо мы вместе выходим отсюда, либо я стреляю. Считаю до одного, раз…

— Постой, — не выдержал майор. — Опусти пушку. Я пойду с тобой.

— Вот так-то лучше.

Стариков снял с оружия глушитель.

— Вперед, майор, во двор. И не вздумай что-нибудь выкинуть. Такие номера со мной не проходят.

Кузнецов молча оделся, открыл кабинет, вышел вместе с Николаем. В конце коридора маячил дежурный.

— Голодько, — крикнул Кузнецов, и тут же ствол пистолета-пулемета уперся ему в позвоночник.

— Не дури, майор, — тихо произнес Николай.

— Я, — ответил Голодько, направляясь к «друзьям». — Что за дела, Вениамин?

— Мне с другом отъехать надо, долго не виделись, сам понимаешь, но я не хочу, чтобы начальство узнало об этом.

— Да начальство наше само на парах.

— Неважно. Резервная машина на месте?

— На месте.

— Я ее на время возьму? Через полчаса она вернется, а в случае чего, возьмешь мою. Если начальство обо мне спросит, я где-то тут, то ли в лаборатории, то ли в архиве, но в управлении, договорились?

— Нет вопросов, — не поняв подобной рокировки, ответил дежурный майор.

Замначальника ОБНОНа продолжил:

— Так ты, Голодько, отдай водителю соответствующее распоряжение, пока мы во двор выйдем.

— Сделаю! Виталий Владимирович, — обратился дежурный к Старикову. — Не забудьте про свое обещание.