– Я знаю. Но это не имеет значения. Джексу на самом деле никто не нравится. – ЛаЛа сорвала один из бантов, с которыми возилась, одним быстрым движением испортив платье. – Его проклятие – это его поцелуй, и если есть хотя бы намек на влечение к кому-то, его будет тянуть к этому человеку в надежде, что она – та самая девушка, которую поцелуй не убьет. Но он всегда убивает их, Эванджелина.

– ЛаЛа, клянусь, Джекс не испытывает ко мне никакого влечения. Я не представляю угрозы для вас двоих.

– Что? – Лала рассмеялась, так легко и заливисто, что несколько незажженных свечей вспыхнули пламенем. – Люди такие забавные. Я не настолько глупа, чтобы испытывать чувства к Джексу. Представление Джекса о любви… ну, довольно пугающее.

– Значит, он тебе не нравится?

– Вовсе нет. – Она выглядела искренне ужаснувшейся.

– Тогда почему… почему ты предупреждаешь меня о нем? И почему спасла мою жизнь ради него?

Что-то похожее на обиду заплясало по красивому лицу ЛаЛы, и только что загоревшиеся свечи потухли.

– Я сделала это, потому что мы с тобой друзья. – Ее голос прозвучал по-детски искренне, и Эванджелина ощутила угрызения совести, проклиная собственную глупость за то, что так недооценила ее. ЛаЛа только что сказала, что эмоции богов и богинь Судьбы не похожи на человеческие. Эванджелине нужно было научиться понимать их, если она собиралась их считывать. Но одно она могла прочесть – это действия ЛаЛы, которые явно были дружескими.

– Я пойму, если ты будешь думать обо мне иначе, зная теперь, что я… – ЛаЛа замолчала и взяла в руки украшенную драгоценными камнями вуаль, как будто этот предмет мог завершить предложение, которое она, казалось, боялась закончить. – Я не стану проклинать тебя или что-то в этом роде, если ты не хочешь дружить с Мойрой. Проклятья не мой конек… у меня есть лишь ядовитые слезы и нескончаемые помолвки.

– И у тебя есть подруга, – добавила Эванджелина. – Если ты не против дружить с беглянкой, у которой есть привычка заключать ужасные сделки с Джексом.

– Все заключают ужасные сделки с Джексом! – взвизгнула ЛаЛа, и внезапно Эванджелина оказалась в объятиях, в которых, на удивление, она очень нуждалась. Без обуви ЛаЛа была ниже Эванджелины, но ее объятия от этого менее крепкими не стали. – Ты не пожалеешь, что стала моим другом. Из нас получатся отличные союзники, вот увидишь!

Лала начала доставать одежду из сундуков и шкафов. Большинство вещей были покрыты драконьей чешуей, блестками или другими украшениями. Но ничего из этого, казалось, не подошло для Эванджелины.

– Нам нужен новый образ, – сказала она.

Когда ЛаЛа наконец закончила, Эванджелина встала перед высоким зеркалом и уставилась на свое отражение, которое, казалось, не могло принадлежать ей.

ЛаЛа покрыла волосы Эванджелины мерцающей золотистой пудрой и накинула на ее плечи накидку с рюшами, которая вместо привычной застежки на шее крепилась к тонким бретелькам корсета из черного кружева, переходившего в многослойную полуночно-синюю тюлевую юбку, ниспадающую до колен, что облегчало движения и открывало взору черные кожаные сапоги, доходившие до бедер. ЛаЛа также вручила ей нож, который она могла поместить в ножны, прикрепленные к юбке.

Эванджелина выглядела как сбежавшая принцесса. И хотя именно сбежавшей принцессой она и была, но уже отличалась от той девушки, которой была еще вчера, – и Эванджелина ощутила пустоту от понимания того, что больше никогда не стать прежней. Она уже не была той девушкой, кем была раньше. Возможно, давно перестала быть той девушкой. В тот день, когда Эванджелина вошла в церковь Джекса, она знала, что каждый ее поступок приведет к переменам, и теперь она смотрела на последствия этого выбора.

Она по-прежнему верила в любовь с первого взгляда, но больше не считала ее залогом вечной любви: будь это так, она все еще была бы с Люком, проживая свое «долго и счастливо». Но сейчас Эванджелина не могла не задаться вопросом, ждет ли ее вообще счастливый финал.

Несколько месяцев назад Отрава предупреждал ее: «Даже если ты никогда не захочешь увидеть Джекса, все равно будешь тяготеть к нему, пока не выполнишь условия сделки».

Теперь она была здесь. Приехала на Север, думая, что это ее единственный шанс найти любовь и счастливую жизнь. И это заставило ее задуматься, действительно ли ее просто тянуло к Джексу.

– Темный парик, наверно, послужил бы лучшей маскировкой, но твои волосы слишком красивы, чтобы их прятать. – ЛаЛа нанесла еще одну порцию золотистой пудры на щеки Эванджелины, а затем посыпала на волосы, скрыв последние намеки розового оттенка и завершив ее преображение.

Ее подруга проделала прекрасную работу, но Эванджелина почувствовала легкое беспокойство, заметив, как застегивается ее накидка, намеренно оголяя ее шею и декольте. Может, ей и не удалось получить ответы от Джекса о вампирах, а мама никогда не рассказывала про них. Но Эванджелина прочла несколько историй, в каждой из которых говорилось, что вампиры любят кровь и кусать своих жертв и что они предпочитают пить кровь именно из горла.

– Вся эта открытая кожа сведет Хаоса с ума, – сказала ЛаЛа. – Но поверь мне, он заслуживает гораздо худшего, чем эта маленькая пытка. – С этими словами ЛаЛа взбежала вверх по лестнице, словно превращение Эванджелины в приманку для вампиров – абсолютно разумный поступок.

Пока Эванджелина переодевалась, Джекс тоже привел себя в порядок. Поднявшись наверх, она обнаружила его сидящим в кожаном кресле у потрескивающего камина. Он облачился в камзол серо-стального цвета с серебристыми матовыми пуговицами, сделанными из неизвестного ей материала. Его острое лицо было свежевыбрито, а волосы – влажными. Голубые локоны беспорядочно завивались, упав на его лоб, пока он праздно подбрасывал бледно-розовое яблоко, такого же нежного оттенка, что и обложка книги в его руке. Он поднял голову и посмотрел прямо на нее, как только Эванджелина вошла в комнату.

У Эванджелины свело живот. Она твердила себе, что в этом виноват лишь голод, а не взгляд Джекса, который медленно осматривал каждый участок ее черных сапог, укороченную юбку, облегающий кружевной корсет, стягивающий талию, и…

Он резко замер, когда добрался до оголенной кожи на ее груди и шее.

Челюсть напряглась. Цвет его глаз стал глубже. На какую-то долю секунды он стал выглядеть смертоносным.

И внезапно, без какого-либо предупреждения, Джекс бросил ей свое яблоко, и выражение его лица прояснилось.

– Тебе стоит перекусить, ночь обещает быть долгой.

Розовый фрукт мягко приземлился в руки Эванджелины. Оно было тяжелее, чем должно быть обычное яблоко. Но прежде чем она успела разгадать эту загадку или обдумать промелькнувший загадочный вид Джекса, ее мысли