— Я ничего не ломала! И Вика не ненавидела меня.

— Ну, это ты знаешь, я знаю. А они-то не знали этого! Вика соглашается играть по их правилам, но у нее свои соображения. И наверняка она думала не о том, как отомстить, а о том, как помочь тебе.

— Она, мне кажется, любила моих детей.

— Правильно. Потому что это дети Стаса. И ради них она сделала бы то, чего не сделала бы ради собственной дочери. Она была на похоронах Аннушки, знаешь?

— Нет. Я ничего не видела.

— А Цыба видел ее и даже говорил с ней. Ему показалось, что она от горя немного не в себе. Вадик тогда страшно удивился, но значения этому не придал, ты ж его знаешь.

— И что из этого следует?

— А то, что Вика слямзила важную информацию. Она была уверена, что сможет передать ее тебе — она ведь тоже знала твои замашки, не забывай! Мы росли вместе, никого не знаешь так хорошо, как человека, с которым знаком с детства.

— Это спорно.

— Я так не думаю. Но спорить не стану, всякое случается. Фактом остается только то, что планы Танкера изменились снова. Он понаблюдал за тобой и сделал свои выводы. Поэтому решил тебя убрать вместе с Викой. Ни одна душа не опознала бы в тебе Дану Ярош.

— Но зачем ему это нужно?

— Потому что он знает: ты не остановишься, а Вике известно многое из того, о чем знать не стоит. Он был не уверен, что Алекс не сказал ей, кто его работодатель.

— Так вот почему она так удивилась…

— Ну да, Вика уже поняла, что ее приговорили. Это стало для нее открытием, но за жизнь она совсем не цеплялась.

— Мне показалось, что смерть Стасика подкосила ее так же, как и меня.

— Вот именно. Она только боялась, что не успеет с тобой повидаться. А ты мне не рассказала, как воскресают из мертвых.

— Мне просто повезло. — Дана вспомнила прозекторский стол в морге, и ей снова стало холодно. — Это не то, чем бы я хотела поделиться.

— Ты сначала скажи, чем ты вообще делишься! Данка, пойми, нельзя все держать в себе.

— Кому как. Виталик, возвращайся домой.

— А ты?

— Я должна остаться.

— Нет. Я не уеду, имей это в виду, даже не мечтай. Тебя нельзя отпускать в свободное плаванье, ты все усложняешь до невозможности. Ты ведь могла бы уже достать его — через Антона, через Костю… Так в чем же дело?

— Это было бы слишком просто, понимаешь? И подло. Я хочу совсем другого. Пусть он поймет, как это — жить мертвым.

— Дана!

— Все, Виталька. Прения закончены. Что вы сделали с телом?

— Костя сказал, что сам позаботится обо всем.

Дана досадливо морщится. Не то что она не доверяет Косте, нет. Она, собственно, никому не доверяет до конца, даже Витальке. Только ей не нравится, что около нее теперь кто-то есть. Ей снова надо притворяться живой, и она совсем не настроена выяснять отношения.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Нет. Что они решили, когда подобрали убитых в моей квартире? Вы спросили?

— Естественно. Это просто цирк. Танкер был так уверен в твоей смерти, что, когда ему доложили о гибели его людей, был на грани помешательства. Ведь получается, что рыженькая дамочка — совсем не Дана, а кто-то другой. Его не беспокоил факт гибели невинной женщины. Он только переживал, что придется все начать сначала, а в это время ты можешь отколоть все, что угодно. Они дежурили около кладбища. Кто-то перестрелял их пост, и Танкер решил, что это ты.

— Точно.

— Они не знают, что делать. Тебя ищут по всему Питеру, ты это знаешь?

— Да пускай, бог им в помощь.

Они сидят в темной комнате. Дана кутается в длинный махровый халат, Виталий смотрит на нее сквозь сгущающиеся сумерки. Он невероятно счастлив быть рядом с ней, он так беспокоился, боялся потерять ее, а она сидит здесь как ни в чем не бывало, холодная и чужая, словно другая Вселенная. И Виталию страшно нарушить это молчание. Он вдруг вспоминает, как когда-то они сидели вот так вчетвером. Просто сидели и молчали, думая каждый о своем.

— Что ты сделаешь с информацией, которой располагаешь у себя? — Виталий уже не различает лица Даны. — Надо что-то решать, понимаешь? Это не может длиться вечно. Ты передашь компромат в газеты?

— Я не идиотка! Ты думаешь, кто-то решится это напечатать? Нет, Виталик, наша пресса вся куплена. К тому же это не возымеет того эффекта, что мне нужен. Нет, я сделаю по-другому. В последние несколько лет у Градского появились партнеры по бизнесу во Франции, Италии и Японии?

— Ну и что?

— А то.

— А Танкер?

— Пустим его ко дну.

— Чтобы ему не достался депутатский портфель?

— Виталик, мне все равно, кто из негодяев получит эту должность. Никому от этого не станет легче, там своя игра, и я в нее не лезу, не хочу измазаться. С меня хватит и того, что я уже сделала. Но Танкер убил Вику. Этого я ему прощать не собираюсь.

— Есть ли у тебя план? — Виталий смеется. — Данка, это сумасшествие какое-то. Ну, как ты его достанешь?

— Его как раз я достану просто. У него тоже имеются свои скелеты в шкафу. Я их подброшу Градскому — и все, Танкер затонул.

— А где ты их возьмешь?

— Это моя забота.

Дана беззастенчиво врет Витальке. У нее пока нет четкого плана, но ему об этом знать не обязательно. Ей безразлично присутствие Виталия, ей по большому счету безразлично все на свете. У нее есть цель — и все, этого достаточно. За окном беснуется зима, и Дане хочется вспомнить их последний зимний вечер, когда в камине горел огонь, а Стасик и Цыба пили пиво за здоровье наследника. Тот последний вечер, когда она была еще жива и невероятно счастлива. Но Дана только прикусывает до крови губу, устраивается под одеялом и заставляет себя уснуть. Жизнь есть страдание. Но и смерть — тоже страдание.

Утро, бледное от выпавшего снега, принесло с собой Костю. Они с Виталием успели найти общий язык и пребывали в полной уверенности, что теперь-то Дана станет прислушиваться к их мнению. Она оделась и ушла, хлопнув дверью. Ей были не нужны эти парни, по крайней мере, сейчас. Она ушла, чтобы избавить себя от необходимости с ними общаться.

Раздраженно чертыхаясь про себя, Дана шагала по свежему снегу. Возможно, именно раздражение помешало ей вовремя среагировать на подъехавшую машину. Ее без особых церемоний запихнули в салон автомобиля. Дана успела разглядеть знакомое лицо одного из охранников клуба «Мэрилин».

«Жаль, не пристрелила кретина. — Дана нащупывает в ботинке оранжевый контейнер из-под „киндера“. Его, к счастью, не отобрали. — Даже обыскать как следует не сумели…»

Машина едет в сторону Колпина, Дане хорошо знакомы эти места. Мужчины в салоне молчат, они не посчитали нужным завязать ей глаза, и она понимает, что это значит. Ее собираются допросить и убить. Дана думает о Леке, о своей клятве и понимает, что вот так, за здорово живешь, она свою жизнь не отдаст.