– Не измерения, – поправил его калебан. – Волны.

Голос Фэнни Мэй едва достиг сознания чрезвычайного агента, но слова ее сопровождались таким всплеском страдания, что Макки подался вперед, а Тулук вздрогнул.

– Ч-что эт-то б-было? – заикаясь спросил Тулук.

– Спокойно, спокойно, – предостерег его Макки. Он видел, что Чео нисколько не тронула эта волна эмоций. Во всяком случае, лицо пан-спекки осталось бесстрастным.

– Скоро мы идентифицируем Фэнни Мэй, – сказал ему Макки.

– Идентичность, – произнес калебан, на этот раз с большей силой и с ледяным спокойствием, свободным от всяких эмоций. – Идентичность – это уникальное самосознающее качество, имеющее отношение к самоназванию, к ощущению собственного места в мире и к самовыражению. Ты еще не ухватил, Макки. Ты ухватил термин? Моя самость перенимает твой временной узел.

– Ухватил? – переспросил Чео и плотнее затянул ошейник на горле Эбниз.

– Это обычная старинная идиома, – сказал Макки. – Думаю, что Эбниз тоже ее ухватила.

– О чем вы, вообще, говорите? – спросил Чео.

Тулук решил, что вопрос обращен к нему.

– Каким-то образом, – заговорил он, – калебаны проявляются в нашей вселенной в виде звезд. У каждой звезды есть свой пульс, определенный уникальный ритм, нигде больше не повторяющаяся индивидуальность. Мы смогли записать рисунок ритма Фэнни Мэй. Мы попробуем теперь проанализировать этот ритм, чтобы идентифицировать ее как конкретную звезду.

– И вы воображаете, что эта дурацкая теория может меня заинтересовать? – высокомерно отозвался Чео.

– Для тебя же лучше ею заинтересоваться, – невозмутимо произнес Макки. – Теперь это уже не просто теория. Ты-то воображаешь, что сидишь в безопасной норе. Все, что ты хочешь – это уничтожить Фэнни Мэй; это, по твоей мысли, уничтожит и всю вселенную и оставит тебя и твоих сообщников в живых как единственных сознающих на свете, не так ли? Я правильно тебя понимаю? О, должен тебя предупредить, что ты очень сильно ошибаешься.

– Калебаны не лгут, – злобно огрызнулся Чео.

– Но мне кажется, что и они могут ошибаться, – возразил Макки.

– Умножение единичных путей, – сказал калебан.

Макки вздрогнул от ледяного холода, исходящего от калебана.

– Если наша непрерывность разорвется, Эбниз и ее друзья останутся существовать дальше? – спросил он.

– Это другие схемы с коротким пределом расширенных соединений, – ответил калебан.

Макки ощутил, как в желудок проникает ледяная волна. Тулук трясся, лицевая щель попеременно то открывалась, то закрывалась.

– Это было достаточно внятное объяснение, не так ли? – спросил Макки. – Вы немного изменитесь, но не сможете долго жить после гибели вселенной. Надолго вы нас не переживете.

– Отсутствие разветвлений, – произнес калебан.

– Не будет потомства, – перевел Макки.

– Это дешевый трюк! – рявкнул Чео. – Она лжет!

– Калебаны не лгут, – напомнил ему Макки.

– Но они могут ошибаться, – отпарировал Чео.

– Правильная ошибка может не оставить и камня на камне от вашего плана, – сказал Макки.

– Я все же попытаю счастья, – сказал Чео, – а вы можете попробовать…

Люк перескока исчез.

– S-глаз трудно удержать, – сказал калебан. – Тебе трудно ухватить это? Требуется более интенсивная энергия. Ты ухватил?

– Я понял, – ответил Макки, – и все ухватил.

Он рукавом вытер со лба пот.

Тулук выставил свою длинную мандибулу и взволнованно взмахнул ею.

– Холод, – произнес он. – Холод, холод, холод.

– Думаю, что жизнь Фэнни Мэй висит на тонкой ниточке, – сказал Макки.

По туловищу Тулука пробежала рябь от глубокого вдоха, сделанного всеми его тремя наружными легкими.

– Не стоит ли нам доставить эти записи в лабораторию? – спросил он.

– Звездная масса, – задумчиво и тихо произнес Макки. – Представь себе это. Все, что мы видим здесь… этот кусок пустоты, какого-то ничто.

– Сюда ничего не кладется, – сказал калебан. – Если моя самость положит что-то сюда, то растворит тебя. Макки перестает быть в присутствии моей самости.

– Вы ухватили это, Тулук? – спросил Макки.

– Ухватил? Ах да. Кажется, она говорит, что не может сделать себя видимой для нас, потому что это нас убьет.

– Я тоже так ее понял, – сказал Макки. – Давайте вернемся назад и примемся за поиск сравнений.

– Вы бесцельно тратите вещество, – сказал им калебан.

– И что теперь? – спросил Макки.

– Бичевание приближается, и моя самость прервется, – сказал калебан.

Макки усилием воли подавил дрожь.

– Насколько оно далеко, Фэнни Мэй?

– Отсчет времени в единичном измерении для меня труден, Макки. На вашем языке это называется «скоро».

– Совсем скоро? – спросил Макки и затаил дыхание.

– Ты спрашиваешь о непосредственной интенсивности? – поинтересовался калебан.

– Вероятно, да, – прошептал Макки.

– Вероятность, – заговорил калебан. – Необходимость энергии для того, чтобы самость продолжилась. Бичевание… не непосредственно.

– Значит, скоро, но не прямо сейчас, – сказал Тулук.

– Она говорит, что может перенести не больше одного бичевания, и оно будет последним, – сказал Макки. – Надо двигаться. Фэнни Мэй, есть ли доступный для нас люк перескока?

– Доступен, Макки. Иди с любовью.

Еще одно бичевание, подумал Макки, помогая Тулуку упаковать инструменты. Но почему бичевание смертельно для калебана? Почему именно бичевание, в то время как другие формы энергии не причиняют калебанам ощутимого вреда?

◊ ◊ ◊

Через некоторый, точно не определенный период времени, но очень скоро, калебан подвергнется бичеванию и умрет. Эта безумная вероятность очень скоро могла стать апокалиптической реальностью, которая положит конец сознающим существам вселенной.

Не скрывая глубокой печали, Макки стоял в личной лаборатории Тулука, остро ощущая присутствие снующих вокруг охранников.

«Иди с любовью».

На компьютерной консоли над столом Тулука светились и издавали прерывистые звуки разнообразные индикаторы.

Даже если им удастся идентифицировать звезду Фэнни Мэй, то что они будут делать с этим знанием? – без устали спрашивал себя Макки. Похоже, Чео победит. Они не смогут его остановить.