– Извините, но такое впечатление, что вы бредите, – негромко проговорила Надежда.

Лицо полковника, которое и прежде имело оттенок кирпичной заводской стены, еще больше побагровело. Он приоткрыл рот, как будто ему не хватало воздуха, и выдохнул:

– Что? Отставить! Молчать! Не сметь возражать! Не сметь разговаривать с руководством!

– Как вам будет угодно! – Надежда замолчала и принялась рассматривать стену за спиной полковника.

Тот отдышался, положил перед собой огромные кулаки и проговорил тяжелым, как чугунная болванка, голосом:

– А вы тот еще фрукт, Лебедева! Я с вами хотел по-хорошему, по-человечески, но ничего не выходит. Значит, все будет серьезно. По полной, так сказать, программе.

Надежда оторвала взгляд от стены, на которой не нашла ничего интересного, и снова взглянула на своего собеседника, если то, что происходило между ними, можно было назвать беседой.

– Все-таки хотелось бы знать, в чем вы меня обвиняете и на каком основании.

– Вам хотелось бы знать? – передразнил ее полковник. – Это можно! Это ваше, так сказать, право!

Он придвинул к себе толстую пачку листов, уставился в первый из них и прогремел:

– Я обвиняю вас в нескольких случаях хулиганства… окно в аптеке разбили, козлы подпилили с целью нанесения телесных повреждений гражданину Зябликову…

– Чушь какая… – пробормотала Надежда.

– Но это, так сказать, семечки! – продолжал полковник. – Главное же – убийство гражданина Костоломова, поджог личного имущества в виде гаража, а также убийство граждан Макаркина и Кукушкина…

– А это еще кто такие? – удивилась Надежда. – Это, что ли, те двое из ларца? В смысле, из газетного киоска?

– Совершенно верно! – удовлетворенно проговорил полковник. – Значит, перестали играть, так сказать, в несознанку? Значит, все же решили во всем признаться?

– Мне не в чем признаваться! – отрезала Надежда. – Вы сами-то посудите – какой из меня убийца? Мне… не будем уточнять, сколько лет, я законопослушная женщина…

– Молчать! – прервал ее полковник. – Ты у меня во всем признаешься! У меня и не такие кололись!

– Какой бред… – едва слышно пробормотала Надежда.

– Я тебя насквозь вижу! – рокотал голос полковника.

Надежда с удивлением смотрела на полицейского. Она поняла, что он ее совершенно не слушает, что она, Надежда, для него вовсе не человек, а всего лишь пустое место, пятно на сетчатке глаза, строчка в протоколе, что он для себя все уже решил и назначил ее виновной во всех мыслимых и немыслимых преступлениях.

От этой мысли Надежда почувствовала не страх, а злость. Эта злость разрасталась в груди, как снежный ком, и придала ей силу и уверенность. Она не позволит себя растоптать, не позволит себя уничтожить! Главное теперь – сохранить самообладание, не поддаться эмоциям. Больше всего ей хотелось запустить в полковника чем-нибудь тяжелым или, еще лучше, – ткнуть ручкой ему в глаз…

Но как раз этого ей ни в коем случае нельзя делать.

Ко всем бредовым обвинениям добавится еще вполне реальное нападение на сотрудника полиции при исполнении им обязанностей, и ее действительно упекут за решетку.

Нет, чтобы победить этого монстра, ей нужно держаться спокойно и уверенно. Что может ей помочь? Только чувство юмора!

Она пристально посмотрела на полковника.

Этот тип, который сидит перед ней, похож вовсе не на медведя, а на жирного откормленного кабана. На здоровенного борова. И годится он только на ветчину.

– Или на карбонат, – проговорила она вслух. – Пожалуй, килограммов сто выйдет… Хотя нет, конечно, очень много отходов…

– Что? – подозрительно переспросил полковник. – О чем это вы, Лебедева? О каких таких отходах? Вы что – еще и расчлененкой занимаетесь?

– Да, слышали такого Чикатило? Так вот это тоже я…

Полковник схватился за блокнот, хотел что-то записать, но вовремя одумался и, раздраженно оттолкнув блокнот, прошипел:

– Острить вздумали? Ничего, и не таких обламывали! Вы меня еще не знаете, но вы меня скоро узнаете!

Надежда представила, как разряжает в него обойму шестизарядного револьвера. Она, конечно, в жизни такого не держала в руках, но представила себе это очень живо. А еще лучше – придавить его чем-нибудь тяжелым.

Нет, нельзя предаваться таким мрачным фантазиям. Нужно взять себя в руки.

– Вот что, гражданин полковник, – проговорила Надежда, – я имею право на адвоката. Так что если хотите продолжить этот разговор, я буду говорить только в его присутствии.

– О правах заговорила? – зловеще процедил полковник. – Адвоката тебе? Будет тебе адвокат… предоставим тебе адвоката… есть у нас такой, Семендяев… как раз по уголовным делам большой специалист… А пока подождешь адвоката в камере. Там, может, подумаешь немножко, так сказать, поразмыслишь и придешь наконец к правильной линии поведения!

– Вам бы тоже не мешало, так сказать, поразмыслить! – тихо проговорила Надежда.

– Конвой! – рявкнул полковник. – В камеру ее!

Уже от самых дверей Надежда взглянула на полковника и подумала: «Чтоб тебя расплющило!»

Мрачный Индюков, недовольно сопя, вел Надежду по коридору, потом они спустились по лестнице, но не по той, что шла от входа и где сидела дежурная. Эта лестница была узкой и мрачной, ступеньки грязные и выщербленные.

Спустившись, Надежда оказалась в небольшом помещении без окон. Одна стена была отгорожена решеткой, в другой виднелось небольшое окно, как в советской столовой на раздаче. Окно было закрыто зеленой фанерой.

– Раиса Иванна! – Индюков постучал в окно. – Выйди, я задержанную привел!

– Задержанную… – заворчала Надежда, – по какому праву интересно меня задержали? Бумаги никакой не предъявили – ни тебе постановления, ни тебе ордера, ни тебе обвинения. Начальник наорал – и все постановление!

– Это кто тут такой недовольный? – В окошко выглянула широкая, как блин, физиономия с маленькими глазками и ртом, похожим на землечерпалку. – Это мы сейчас быстро успокоим!

– Раиса Иванна, – Индюков неуверенно переступил ногами, – ты это… поаккуратней тут… все же она не местная…

– А мне все едино! – громогласно объявила тетка. – У меня любимчиков нет!

«Избави бог у такой в любимчиках ходить», – подумала Надежда.

– Вы, гражданочка, отдохните пока в камере, – сказал Индюков. – Вас не арестовали, не задержали, просто начальнику полиции срочно отъехать требовалось. Так что вы подождите немного, а он потом вас снова на допрос вызовет.

– Сумку сюда! – приказала тетка. – Ценные вещи тоже!

Она перебрала содержимое Надеждиной сумки, выдала ей расческу, носовой платок и пачку влажных салфеток.