Какая красивая. Постарела, конечно, но все равно красивая — той внутренней красотой, что льется светом из глаз. Боже, до чего я разозлился. За то, что она лишила меня этой красоты на десять лет.

Мы все еще смотрели друг на друга.

Я сам не заметил, как встал с качелей.

— Нет. Я не готов. Надо было заранее сказать. Так нечестно! — выкрикнул я громче, чем хотел. Мама наверняка услышала.

И я ушел. Спустился с крыльца и зашагал по дорожке к гостевому домику.

— Не надо, Селия! — донеслось сзади. — Не надо. Дай ему время.

Как только я открыл дверь, Мария подняла голову. На ее лице был написан шок. Я будто в зеркало смотрел. Я и сам не догадывался, насколько потрясен, пока не увидел отражение своих чувств в ее глазах.

— Что случилось, Тони?

— Мама приехала.

— Да? Пойдешь с ней поговорить?

— Нет.

Мария удивилась, но расспрашивать не стала. И вообще больше не упоминала о моей маме.

* * *

Бабушка Энни обзвонила соседей и к вечеру раздобыла для нас колыбельку. Натали, правда, уже большая девочка для колыбельки, но поместилась, и вдобавок мы стенки колыбельки опустили. Бабушка нам свою японскую ширму одолжила, и мы превратили уголок комнаты в крохотную детскую.

Я думал, что Марии придется до полуночи с Натали сидеть, чтобы та уснула, но девочка, наверное, вымоталась за дорогу. Поскулила немножко — и вдруг умолкла.

Я вытянулся на разложенном диване и ждал. Заранее постелил — одеяла нашел и подушки, но лег одетый. Я ведь представления не имел, что и как делать. Пижаму надеть? Глупо. Вроде мы уже сто лет как женаты, сейчас заберемся в постель и уснем. Просто раздеться? И показать, чего я от Марии жду? А как же ее ребра?

Натали затихла, и у меня страх заполз в желудок. Да что там — я весь превратился в один большущий страх. Но четко ощущал его именно в желудке. Я лежал на диване и боялся даже дышать. Холод из желудка потек по ногам и рукам. Я исполнил свое желание, вышел из четырех стен в мир, я начал жить настоящей жизнью, но у меня не было ни опыта, ни хоть какой-нибудь инструкции под рукой. Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько беспомощным.

Я зажмурился и долго-долго не открывал глаза.

Диван подо мной качнулся — Мария легла рядом, придвинулась ко мне, опустила голову мне на плечо. Не открывая глаз, я поднял руку и обнял ее.

— Наконец-то мы одни… — прошептала она.

Я открыл глаза. Мария приподнялась, опираясь на локоть, и заглянула мне в глаза. На меня так никто никогда не смотрел, даже сама Мария. Я таял под этим взглядом. Клянусь, все тело будто в студень превратилось, — слава богу, что я лежал, а то растекся бы по полу.

— Как же твои ребра?

— А мы потихоньку… в смысле — осторожно, да?

— Я не уверен, что знаю…

Окончание повисло в воздухе. Правильнее было бы сказать, что я вообще ничего не знаю. Даже в самой лучшей ситуации я не знал бы, что делать. А тут еще ее ребра…

Мы не стали говорить о том, что я ничего не знаю и ничего не умею. Понятия не имею, догадалась ли Мария, что я еще девственник. Сам я ей об этом, во всяком случае, не сказал. А надо было, интересно?

— Не знаю, как бы это сделать, чтобы тебе больно не было.

— А я тебе подскажу. — Ее голос был тихим. Теплым.

И тут меня осенило: да ведь ее сломанные ребра — для меня настоящий подарок. Потому что любую мою неловкость или ошибку Мария спишет на то, что я боюсь задеть ее ребра. Я могу не стесняясь ждать ее подсказок. Она решит, что я просто не знаю, как обращаться с женщиной, у которой грудная клетка перевязана. Делайла сказала бы, что это «Господь, Вселенная, Судьба — называй как хочешь» пришел мне на выручку. Словами не описать, как я был благодарен.

Больше о той ночи я ничего не скажу, уж простите. Джентльмен на такие темы не распространяется.

До этой ночи я ни с кем не занималась любовью.

Да-да, обещаю объяснить, что я имею в виду, только сначала вы должны кое-что узнать обо мне. До Тони в моей жизни был один мужчина — Карл. Многие думают, что если ты в пятнадцать родила ребенка, то ты непременно шлюха и переспала с половиной парней на планете. Большая ошибка. Я вот просто влюбилась в Карла, когда мне только-только пятнадцать исполнилось, сразу забеременела и больше никогда и ни с кем не была.

Я занималась сексом только с Карлом.

С Тони все было по-другому.

Любовь с Тони — то, что двое делают вместе, а не то, что один человек делает для другого.

Вообще-то я предложила это сделать ради Тони. Он ведь, бедный, так долго ждал. Уверена, что он был девственником, а если ты девственник, то это кажется самым важным на свете. Верно ведь? Тем более мальчику.

Но знаете, что вышло? Что я сделала это и для себя. Мне было очень хорошо.

Правда, и немножко страшно, потому что я чувствовала себя обнаженной полностью — и снаружи, и изнутри. Мне впервые некуда было спрятаться.

Может, со временем я привыкну к этому чувству.

А как он был нежен. Как старался не причинить мне боль, даже самую капельку.

Пожалуй, мне и к этому придется привыкать. Пожалуй, больше я о той ночи ничего не скажу. Остальное принадлежит лишь Тони и мне.

Часа в два или три ночи мы с Марией лежали во дворе на шезлонге и смотрели на звезды. Точнее, я лежал на шезлонге, а Мария спиной на моей груди. Я ее обнимал чуть ниже шеи, где ключицы, — чтобы не дай бог не тронуть ребра.

Воздух был изумительно свежим и прохладным. Оказывается, эту деталь я совершенно забыл: как бы ни было жарко в пустыне днем, ночи здесь всегда прохладные.

Усталость давала о себе знать, а вместе с тем сна — ни в одном глазу. Казалось, я теперь вообще спать не буду. До конца дней своих не усну.

— Ты был прав насчет океана звезд, — сказала Мария.

Я промолчал. Незачем было говорить. Впервые в жизни пустота вокруг меня исчезла. Не только вокруг, но и внутри меня. Я вроде нашел что-то, о чем всегда мечтал, даже не зная, чего, собственно, хочу. Нет, не так. Скорее, вроде всю жизнь мне чего-то не хватало, а я не знал, чего именно. И теперь изумлялся, что нашел. Почти не прикладывая усилий.

Я стал другим. Я это чувствовал. И был уверен — какой бы ни была эта перемена, прежним мне уже не быть. Я наконец проснулся. Или повзрослел. Или и то и другое сразу. Если уж ты повзрослел, в детство возврата нет. А иногда бывает — если уж ты проснулся, то ни за что снова не уснешь.

Поначалу я даже не знал, как описать то, что чувствую. А потом как током ударило. Это же проще простого. Достаточно одного-единственного слова. Счастье. Впервые в жизни я был счастлив.