К этому моменту такого рода паранойя, однако, была уже не правилом, а исключением. С «Конституциями» Андерсона Великая Ложа стала респектабельным и верным придатком – как общественным, так и культурным – Ганноверской династии, расширяя свое влияние вплоть до самого трона. В Шотландии, Ирландии и в континентальной Европе продолжали активную деятельность другие течения масонства. В Англии же Великая Ложа установила нечто вроде монополии, и ее политическая ортодоксальность больше никогда не ставилась под сомнение. И действительно, Великая Ложа настолько интегрировалась в английское общество, что ее терминология проникла в разговорный язык и остается там по сей день. Масонству мы обязаны такими выражениями, как «на уровне», «третья степень», а также многими другими.

К тридцатым годам восемнадцатого века Великая Ложа стала проявлять усиленный интерес к Северной Америке и «гарантировать» возникающие там ложи, то есть оказывать им покровительство как собственным отделениям. Так, например, в 1732 году генерал Джеймс Оглеторп основал колонию Джорджия, а два года спустя стал магистром первой масонской ложи Джорджии. Политические пристрастия самого генерала отличались некоторой двойственностью. Почти все члены его семьи были ярыми сторонниками якобитов. Особенную активность проявляли две сестры генерала и его старший брат, отправленный в ссылку за подстрекательскую деятельность. Во время мятежа 1745 года сам Оглеторп командовал одним из подразделений действующей армии и проявил такую вялость при проведении военных операций, что попал под суд. Генерала оправдали, но ни у кого не осталось сомнений, что он разделяет политические симпатии своей семьи. Тем не менее, его затея в Джорджии была встречена с одобрением как режимом Ганноверской династии, так и Великой Ложей. Великая Ложа не только выступила гарантом организованной им масонской ложи, но и «настоятельно рекомендовала» своим английским членам собрать «обильные пожертвования» в пользу своего филиала в Джорджии.

Таким образом, к третьей декаде восемнадцатого века английское масонство под руководством Великой Ложи превратилось в бастион общественного и культурного истеблишмента, и среди самых известных его братьев были такие люди, как Дезагюлье, Поп, Свифт, Хогарт и Босуэл, а также Франсуа Лотарингский, будущий муж австрийской императрицы Марии-Терезии. Как мы уже видели, Великая Ложа начиналась как ответвление от основного направления масонства, а затем – по крайней мере, в Англии – сама стала главным направлением. В некоторых отношениях масонство Великой Ложи было «менее полным», чем масонство якобитов, меньше знакомым с его древними тайнами и в меньшей степени унаследовавшим его исконные традиции. Но несмотря на это – а возможно, благодаря этому – масонство Великой Ложи выполняло ту социальную и культурную функцию, которая отсутствовала у его соперников на континенте.

Великая Ложа пронизала всю ткань английского общества и внедрила свои ценности в основы английского мышления. Настаивая на всеобщем братстве, преодолевающем национальные границы, масонство оказало серьезное влияние на великих реформаторов восемнадцатого века – на Дэвида Юма, на Вольтера, Дидро, Монтескье и Руссо во Франции, а также на их последователей в колониях, которые вскоре станут Соединенными Штатами. Именно Великой Ложе и тому философскому климату, который она создавала, мы обязаны всему лучшему в английской истории той эпохи. Под эгидой Великой Ложи вся кастовая система Англии стала менее жесткой, чем в любой другой стране континентальной Европы. Появлялось все больше возможностей для – выражаясь языком социологов – «вертикальной мобильности». Осуждение любых религиозных или политических предрассудков способствовало не только развитию терпимости, но и определенного эгалитарного духа, который производил огромное впечатление на гостей из-за границы. Среди таких гостей был, например, Вольтер, впоследствии сам ставший масоном. Он настолько воодушевился английским обществом, что стал прославлять его как образец, к которому должна стремиться вся европейская цивилизация. Антисемитизм в Англии осуждался сильнее, чем в любой другой европейской стране, и евреи здесь не только становились масонами, но и получили доступ к политической и общественной жизни, в котором им отказывали прежде. Растущий средний класс получил пространство для маневра и расширения, что дало мощный толчок развитию Британии, выдвинув ее на передовые позиции в сфере промышленности и торговли. Благотворительная деятельность, в том числе часто подчеркиваемая особо помощь вдовам и сиротам, способствовала распространению новых идей о гражданской ответственности и вымостила дорогу многим последующим социальным программам. Можно даже утверждать, что сплоченность ложи в соединении с обращением к традициям средневековых гильдий явилась предвестницей многих черт тред-юнионизма. И наконец, процесс избрания магистров и Великих Магистров способствовал внедрению в сознание англичан разумного разделения между человеком и его должностью, и это понимание вскоре принесет свои плоды в Америке.

Английское масонство во всех отношениях представляло собой некое связующее звено, соединительную ткань общества восемнадцатого века. Помимо всего прочего оно помогало создать в стране более спокойную атмосферу, чем на континенте, где недовольство народа выплеснулось сначала в виде Великой французской революции, а затем восстаний 1832 и 1848 годов. Этот климат распространился и на английские колонии в Северной Америке, сыграв ключевую роль в образовании Соединенных Штатов. Таким образом, та форма масонства, которая распространялась Великой Ложей, заменила первоначальную. При этом она стала одним из самых важных и влиятельных явлений столетия – явления, значительность которого часто недооценивается ортодоксальными историками.

В то время как Великая Ложа процветала, проякобитские ложи постепенно уходили в подполье. Некоторые из них оказались особенно упорными, особенно на северо-востоке, в окрестностях Ньюкасла и фамильных владений Рэдклифов в Дервентуотере, но политическое положение в стране не оставляло им простора для расширения и развития. Тот же самый процесс характерен и для Шотландии, где все документальные свидетельства, относящиеся к масонству в период 1б89-1745 годов были – намеренно или в суматохе бурных событий – утрачены. Совсем иначе обстояли дела в Ирландии.

Еще в 1688 году масонство было широко распространенным явлением в этой стране. В том же году один дублинский оратор, желая привлечь внимание аудитории, говорил о ком-то как о «новом масоне», что предполагало наличие и «старого направления». Тогда же разразился небольшой скандал, когда был обнаружен мертвым один человек с сомнительной репутацией, которого знали как антикатолического информатора и шпиона, а на его теле нашли некую «масонскую метку». Правда, не сохранилось никаких сведений о том, что это за метка, была ли она прикреплена или отпечатана на теле и имела ли она вообще отношение к смерти этого человека.

Документальные свидетельства истории Великой Ложи Ирландии носят отрывочный характер, а книги протоколов до 1780 года и все другие записи до 1760 года утрачены. Какую-либо информацию можно почерпнуть только из внешних источников, таких, как газеты и письма. Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства указывают на то, что Великая Ложа Ирландии была основана в 1723 или в 1724 году, через семь лет после ее английской соперницы. Первым Великим Магистром стал герцог Монтегю, который в 1721 году председательствовал в Великой Ложе Англии. Монтегю был крестником Георга I и стойким приверженцем Ганноверской династии. Учитывая многочисленность и упорство сторонников Стюартов в Ирландии, неудивительно, что он столкнулся с многочисленными шпионами, и Великая Ложа Ирландии была раздираема внутренними противоречиями. Промежуток между 1725 и 1731 годами – это белое пятно в истории ложи, и большинство историков сходятся на том, что она была безнадежно расколота на якобитов и сторонников Ганноверской династии.