Но больше всего, если честно, мне льстило то, как шалели окружающие, видя мою работу на полигоне… Остальным боевым магам определенно было до меня далеко, а в дематериализации крупных предметов, на которой я собаку съела, вообще мало кто что понимал.

А в один прекрасный день ко мне подсел один из тех самых боевых магов и завел непринужденную беседу. Звали его Шон, он был ирландцем, честно признавался, что до меня ему сто верст до небес и все лесом, и просил кое-что объяснить. Насчет объяснить — это я всегда пожалуйста, я не отказалась. А вот следующий заговоривший со мной на посторонние темы парень профессиональных консультаций не просил, а просто и честно заявил, что я ему нравлюсь. Этот оказался американцем по имени Микки, и я сразу начала звать его Микки Маусом, что необыкновенно смешило окружающих: сложением Микки больше всего напоминал не мышонка, а платяной шкаф.

Если честно, я всегда по привычке полагала американцев туповатыми и недалекими людьми, но, как оказалось, среди них попадаются и вполне нормальные индивидуумы. Правда, кое о чем у Микки представления были совершенно дикие, но он так искренне сам над собой потешался, когда я развенчивала его убеждения относительно жизни в России, что трудно было не простить ему такую мелочь. Он же, в свою очередь, прощал мне ошибки в английском и терпеливо подсказывал слова, если я что-то забывала или просто не знала.

Конечно, Мирей и Софи не могли остаться в стороне, в результате у нас сложилась вполне теплая компания. А в компании, как известно, все делать веселее. Пару раз мы совершали вылазки в Париж, сестры брали на себя роль гидов, и мы отлично проводили время.

По вечерам я строчила подробные отчеты о том, что происходило на конференции, чтобы ничего не забыть, благо в каждом номере имелся компьютер. Ничего особенно ценного по своей тематике я не узнала, зато познакомилась с кое-какими новыми течениями в других направлениях. Семинары вели очень интересные люди, отличные специалисты, и я радовалась, что воспользовалась приглашением и приехала сюда.

Но конференция заканчивалась, уже скоро я должна была вернуться в Москву и… А вот что «и», я пока не понимала. За прошедшие несколько недель я неожиданно убедилась в том, что я отнюдь не глупее множества своих сверстников, а кое в чем разбираюсь даже лучше. Несколько раз за последние дни на семинарах и "круглых столах" я выдавала идеи, которые потом долго и бурно обсуждались, и, кстати говоря, отнюдь не только по теме боевой магии. Да что там, я даже нашла кое-что интересное для своей диссертации, надо было только придумать, как органично вписать это в уже разработанную схему работы.

А почему, собственно, я считаю эту схему утвержденной раз и навсегда? Это же моя диссертация, если я захочу, то могу поменять там то, что считаю нужным. И, кстати, меня давно подмывает выкинуть один раздел, который лично я считаю лишним, но на котором настоял Давлетьяров, как на очень выигрышном. А может, пес с ней, с выигрышностью?

Такие крамольные мысли были для меня внове, и я с интересом к ним прислушивалась. Я привыкла полагаться на Давлетьярова, как на истину в последней инстанции. Это было, в общем-то, понятно, по части опыта работы и эрудиции мне было с ним не тягаться. Но только… Ладно, по поводу диплома он мог мне заявить "будешь делать так, как я скажу, и без пререканий", я тогда была в самом деле дурочкой лопоухой. Не то чтобы я за год превратилась в блестящего специалиста, но вполне резонно считала, что кое-чего добиться успела. Ну и долго я еще буду бояться сделать шаг в сторону?

"Чернова, а ведь ты сама себя загнала в эту ловушку, — сказала я себе честно, пакуя чемоданы. — Как обычно, хотела как лучше, а получилось, как всегда. С чего ты, собственно, взяла, что не напишешь диссертацию сама? На Давлетьярове свет клином не сошелся, в твоем распоряжении вся кафедра боевой и охранной магии, с тебя же там пылинки сдувают, любой будет рад проконсультировать. И руководитель твой официальный — вполне приличный маг, в министерстве работает, кроме всего прочего, у него связи есть, он тебе любой материал поможет достать. — Я села на кровать и задумалась. — Так что, Чернова, по всему выходит — ты просто искала легких путей. Спряталась опять за Игоря, мол, потерпеть всего ничего, а с его помощью из дерьма конфетку можно сделать. А что получилось в итоге?"

А в итоге не получалось ничего хорошего. Как ни неприятно было сознавать, но давно, в запале сказанные слова Ларисы Романовны были правдой — уже в моем дипломе влияние Давлетьярова ощущалось очень и очень сильно. Что же будет с диссертацией? Игорь меня переупрямит по любому вопросу, авторитетом задавит, я уже поняла, с ним бесполезно спорить. У меня аргументов не хватит его переубедить, а неаргументированных возражений он вообще не слышит.

"А в результате, Чернова, — сказала я себе почему-то совершенно спокойно и засунула в чемодан очередные «фр-р-р» брюки, — из тебя получится отличный клон. Ничего, что другого пола. Так даже интереснее. Это пока тебе удобно и комфортно так существовать, а если ты Игорю надоешь? А ведь надоешь, как пить дать, когда он, наконец, посмотрит, что из тебя может выйти, убедится, что ничего особенно выдающегося, и потеряет всякий интерес к твоей персоне. И что ты тогда будешь делать, а, подруга? — Я посмотрела на себя в зеркало. Физиономия моя, как ни странно, удрученной не выглядела. — А вот тогда, дорогая моя, ты уже ничего сделать не сможешь, потому что Игорь к тому времени тебе мозги так вправит, что ты сама по-другому мыслить не сможешь. Ты уже и сейчас все пытаешься рассмотреть с его точки зрения. Ну и кому нужен будет клон Давлетьярова, ни на какие ценные мысли без его одобрения и помощи не способный? Нехорошо выходит, Чернова, согласись?"

Чернова в зеркале согласилась. Разговаривать со своим отражением, это, конечно, не совсем здраво, но если больше не с кем, то сойдет.

— И что нам с тобой делать? — спросила я отражение. Оно вслед за мной пожало плечами. — И нечего изображать растерянность. Потому что, подруга, ты прекрасно знаешь, что надо сделать, только это тебе не нравится, вот и все.

Не нравится, конечно, потому что решение в голову пришло радикальное. И последствия у него будут непредсказуемые, потому что предсказать реакцию Давлетьярова на мою выходку я не бралась…

На некоторое время я отвлеклась от своих мыслей, потому что надо было прощаться с ребятами, меняться адресами и телефонами и участвовать в прощальном банкете. Было немножко грустно, конечно, и улетать не хотелось.

Шон все никак не мог успокоиться по поводу подброшенной ему идеи и требовал от меня твердого обещания, что я буду с ним переписываться и помогу, если он зайдет в тупик. Я обещала, потому что в самом деле не хотела терять с ним контакт: способности у Шона были не слишком выдающиеся, зато оригинальные идеи он генерировал с бешеной скоростью.

Мирей и Софи обнимались со мной, плакали и обещали непременно наведаться как-нибудь в Москву, если не с выступлением, то просто в гости. Микки был грустен, и я его отлично понимала: ни до чего серьезного у нас с ним дело не дошло, мне было не до того, да и некогда, если честно. Он оказался очень неплохим парнем, я уже говорила, и, хотя я не собиралась вступать с ним в более близкие отношения, сказать об этом так и не решилась.