— Мои книги.

— Чего?

— Вчера я заказал книги. Шесть штук.

— Ничего не знаю.

— Тогда разумнее было бы глянуть, что там лежит. Верно?

Надзиратель постарше — не из тех, кто принимал его вчера, — снова раздраженно махнул рукой, но чуть погодя ушел в глубину своей стеклянной будки и поискал на столе.

— Эти?

Жесткие обложки. На передних обложках приклеен ярлычок «ХРАН», синие машинописные буквы.

— Эти.

Старший вертухай краем глаза глянул на задние обложки с анонсами, рассеянно полистал и отдал Хоффманну.

— «Из глубины шведских сердец». «Марионетки». Это что вообще?

— Стихи.

— Гомосятина всякая?

— Докажи.

— Да на фига мне твои пидорские книжки.

Пит достаточно основательно закрыл дверь, чтобы никто не мог заглянуть к нему, но не настолько плотно, чтобы возбудить подозрения. Он выложил шесть книг на прикроватный столик. Читатели редко требовали эти книги, и поэтому сегодня утром, когда поступил заказ из большой тюрьмы, книги были принесены из хранилища в подвале Аспсосской библиотеки и вручены водителю библиотечного автобуса запыхавшейся библиотекаршей лет пятидесяти, которая управлялась в библиотеке одна.

Пит проверил кончиками пальцев лезвие украденного на кухне ножа. Достаточно острый.

Он воткнул нож в сгиб форзаца байроновского «Дон Жуана». Шов разошелся, нить за нитью, и скоро передняя крышка переплета и корешок повисли так же, как тринадцать дней назад, когда он вскрывал книгу в доме на Васагатан. Хоффманн долистал до девяностой страницы, ухватил блок, дернул. На левом поле девяносто первой страницы обнаружилось углубление — пятнадцать сантиметров в длину, сантиметр в ширину, со стенками из папиросной бумаги, глубиной в триста страниц. Содержимое было нетронуто, в точности как Хоффманн его оставил.

Желто-белое, липковатое, ровно пятнадцать граммов.

Десять лет назад он забирал большую часть того, что получал, для собственного употребления, если получалось слишком много, мог продать кое-что, а пару раз, когда на него крепко насели, наркотик ушел в оплату неотложных долгов. На этот раз наркотики послужат другой цели. Четыре книги, содержащие сорок два грамма тридцатипроцентного амфетамина фабричного производства, помогут ему избавиться от тюремных дилеров и взять торговлю в свои руки.

Книги, цветы.

Такая малость, но сейчас ему больше и не нужно. Пути, которые он изучил за эти годы, были проверенными, и тюремная рутина не могла ему помешать.

Тогда, в Эстерокере — он прибыл туда после первой отлучки под надзором, — кто-то донес о наркотиках в желудке или в заднем проходе, и его посадили в специальный туалет с прозрачными стенами, койкой, на которой можно было лежать, и вакуумным унитазом — вот и все; в этой камере за ним наблюдали больше недели, за голым, двадцать четыре часа в сутки, трое вертухаев смотрели, как он испражняется, а потом проверяли экскременты, их глаза не пропадали из окошка, даже когда он спал — всегда без одеяла, прикрывать задницу было не положено.

Тогда у него не было выбора, долги и угрозы сделали из него человека-контейнер. Теперь он у него есть. Выбор.

Когда заключенные не спали, то ежедневно, ежечасно думали о наркотиках и о способах обойти регулярные анализы мочи. Родственника, пришедшего навестить заключенного, можно попросить принести собственную мочу, чистую, чтобы обеспечить отрицательный тест на наркотики. Однажды, еще в первые недели Пита в Эстерокере, подружка кого-то из крикливых югославов по заказу надула две полные кружки, их потом дорого продали. Анализы у всех, у кого ту мочу брали на анализ, были отрицательными, хотя половина и бродила под кайфом, зато показали кое-что другое. Все без исключения зэки, сидевшие в этом секторе, оказались беременными.

«Дон Жуан», «Одиссея», «Мое жизнеописание», «Картины Франции».

Хоффманн опустошил книги одну за другой, прерываясь, когда слышал шаги (кто-то проходил мимо двери его камеры) или какой-то странный шум. Сорок два грамма амфетамина в четырех произведениях, не пользующихся особым спросом читателей.

Еще две книги, «Из глубины шведских сердец» и «Марионетки», Пит не стал трогать, оставил на столе у кровати. Он надеялся, что эти книги ему открывать не придется.

Он смотрел на желто-белый порошок, из-за которого погибали люди.

Здесь, в тюрьме, каждый грамм стоил неимоверно дорого.

Потому что спрос превышал предложение. Потому что риск быть разоблаченным в камере выше, чем на свободе. Потому что поимка ужесточит приговор и удлинит срок.

Пит Хоффманн рассыпал сорок два грамма амфетамина в три пакетика. Он подбросит один пакетик Греку в камеру номер два, а два других — тем двум поставщикам, что сидят в корпусе «Н» на нижнем и верхнем этажах. Три пакетика с четырнадцатью граммами, которые выбьют всех конкурентов одним разом.

Столовые ложки из кухни так и лежали в переднем кармане штанов.

Хоффманн ощупал ложки. Он согнул черенки почти под прямым углом, прижав к железному краю койки; проверил — как два крючка. Сработают. Синие тренировочные штаны с тюремным клеймом лежали на койке; Хоффманн ножом подцепил резинку, вытащил ее и разрезал на две части одинаковой длины.

Дверь в камеру чуть приоткрыта, он подождал, в коридоре пусто.

Пятнадцать торопливых шагов до душевой.

Хоффманн закрыл за собой дверь, в туалете зашел в крайнюю кабинку справа и убедился, что задвижка вполне надежна.

Гренс принес еще один стаканчик черного кофе и купил еще один крошливый кекс с чем-то липким и сладким в середине. На исписанном от руки клочке бумаги с семью фамилиями прибавилось коричневых пятен, но фамилии пока можно было разобрать. Список будет лежать на столе возле дивана до тех пор, пока команда Гренса не изучит всех, кто есть в этом списке, и не вычеркнет из него фамилии, не имеющие отношения к делу.

У них всего три дня.

Либо благодаря какой-нибудь из этих трех фамилий они смогут и дальше расследовать карательную акцию, учиненную среди бела дня в центре Стокгольма, либо через три дня дело должно будет уступить место одному из тридцати семи предварительных расследований в тонких папках, лежащих на его, Гренса, столе и рискующих так и остаться в этих папках. Как обычно, новое убийство или избиение на пару недель поглощает все ресурсы, а потом его либо раскрывают, либо забывают напрочь.

Гренс разглядывал доставшиеся ему имена. Мачей Босацкий, Пит Хоффманн, Карл Лагер. Каждый — владелец собственного охранного предприятия, точно такого же, как все прочие охранные фирмы, которые устанавливают сигнализацию, продают бронежилеты, проводят тренинги по персональной защите и куда обращаются те, кому нужны телохранители. Но к этим троим, в числе прочих, обращалась и «Войтек Секьюрити Интернешнл» во время визитов польских политиков. Официальные запросы с официальными счетами-фактурами. Ничего особенного. Но Гренса это заинтересовало. Под официальным скрывалось неофициальное, и Гренс искал то, что не лежит на поверхности: связь с другим «Войтеком», с его настоящей деятельностью. С фирмой, которая покупает и продает наркотики, оружие, людей.