древесина». Для экономии ржаной муки, хлеб делают обыкновенно пресным. Но в иных семействах иногда (нередко) и до того нужда доходит, что и вовсе ржаной-то муки не останется; вся она продана на уплату податей и земских сборов. И на этот случай есть подмога, и тут верящий в мощь желудка своего повенчанин, русский ли он, кореляк ли (а чаще по бедности и удаленности своей — последний) находит средства не доставить «Правительственному Вестнику» великой горести, сознаться в существовании голода; тогда, изволите ли видеть, сосновую-то муку всыпают в молоко и этою, в сыром виде, какою-то молочно сосновою кашею питаются люди вместо хлеба; даже словцо особое придумал туземец для этого блюда — «корява», остроумно! и делается из коры и, как говорят евшие, «для нутря очень уж корява». С этою сосновою кашею только уже очень крепкие натуры могут свыкнуться; обыкновенно же она производит непременную опухоль, при которой редко туземец освобождается от хлопот посылки в погост за попом для отпевания. И такой-то хлебец, такое положение отнюдь не временное явление, а вполне постоянное; так идет здесь питание уже несколько веков и только раз завопил здешний туземец о голоде, когда даже соломы не было вовсе и корява одна царствовала везде и губила народ десятками. Но и эта постоянная бесхлебица не может удержать земледельческого зуда, и просто диву дашься иной раз, когда верст за 20 от селения, вдруг вынырнет из-за леса огнище с посевом, а следовательно и подсечка «государственного имущества». Порешили однако, что надо положить конец подсечкам и задумали кабинетные решители судеб «внушить крестьянам, что лес не весь принадлежит им и наделить их землею в достаточном количестве». Что из этого вышло, мы укажем несколько ниже, точно также как сообщим и отношение народа к этим ухищрениям отцов благодетелей. — Главные породы, представители которых чаще всего встречаются в лесах Повенецкого уезда, суть: сосна, ель и лиственница; весьма много в них березы, ольхи, осины, рябины, ивы, липы и клена. Сосна господствует. Береза и ольха идут сполна на дрова, и редко можно увидать, что туземец не побрезгал ими для постройки; вот рябину, липу и клен так пустил повенчанин в дело на всякую хозяйственную мелкую поделку, а иву облюбил за её кору на лапти, корзины и иную плетеную надобность. Смотреть жалко, как попорчены березовые леса сдиранием бересты, которая идет здесь на всякую поделку, которая в центре Руси и на юге делается из волокон льна и конопля. А как посмотришь вообще на эту прорву леса, да сообразишь, пользуются ли этим богатством так, как нужно — обидно станет за русского человека, что не умеет он вовсе пользоваться тем, что дает ему природа. Энергия и капитал — вот что требуется для этого заброшенного края; с ними воскресло бы это сонное болото, маленько нагулял бы жиру крестьянин, а лесная промышленность получила бы правильное и широкое развитие. Много конечно теперь условий, которые мешают делу, но вышеупомянутыми двумя двигателями они были бы легко устранены. Главным образом страдает здесь лесопромышленность от того, что водяные пути имеют различное направление, от обширности и неизведанности огромных озер и от отдаленности лесных дач от мест сбыта; кроме того, до самого последнего времени, запрещено было отпускать строевые деревья из так называемых корабельных рощ и из «усвоенных флоту дач», а этих привилегированных пространств считается около 1 м. десятин; ясно, что в этих рощах и дачах веками копился и гнил сухоподстой, никуда негодный, и знаменитые рощи и дачи существовали только на бумаге, а на самом деле ничем ровно не отличались от остальных лесов, разве только грудами валежника и гниющего сухоподстоя. Но вряд ли без внешнего толчка можно ожидать великих результатов в Повенецком уезде и, только возвысивши заводскую и фабричную деятельность, можно будет ожидать проку. Лес, как средство обработки продуктов заводско-фабричной деятельности, дешев и если только суждено когда-нибудь Повенцу увидать развитие обработки металлов и технической обработки лесных материалов, то и для лесных повенецких богатств наступит лучшая пора. А пока сколько мы ни ездили, сколько ни ходили — везде видели все одно и тоже: подгнивает лес, дачи завалены валежником и лес служит лишь удобрением для бедной почвы. Так как мало известно о том, где расположены олонецкие лесные богатства и каков к ним доступ, то я полагаю будет здесь не излишне подробнее и толком описать по крайней мере те леса, что расположены в местностях, чрез которые мне пришлось проезжать, т. е. тянут, так сказать, к беломорскому, финскому и онежскому бассейнам. Для более определительного указания местностей, в которых лесопромышленность достигла большей или меньшей степени развития и тех причин, что останавливают дальнейшее движение вперед этой промышленности, удобнее всего будет сделать здесь краткий обзор тех водяных путей, по которым лесные материалы могут быть доставляемы к пунктам сбыта. К беломорскому бассейну относятся Сума и озера Хижезеро, Пулосозеро и Сумозеро, которые особенно значительных притоков не принимают и потому представляют одну длинную питательную жилу для лесной торговли Сумского посада, в который начинают чаще и чаще заходить иностранные корабли за досками и другим лесным материалом. Кроме этой жилы есть еще и другая, гораздо более питательная. Издалека несет свои волны быстрый, величественный Выг, который, пробежав около 90 верст, впадает наконец в обширное Выгозеро, имеющее 927 кв. верст протяжения; в Выг впали быстрые полноводные речки Лекса и Кумбакса с Вожмою, а там, где Выг снова через Падвоицкий проход вырывается из Выгозеро, чтобы, пробежав еще 90 верст, впасть наконец в Белое море, широкая Онда вносит опять-таки в него обильные воды Ондозера и целой системы мелких озер, расположенных вокруг него по Архангельской границе. Не один Выг питает Выгозеро, так как с юга впала в него широкая Телекина (80-120 с.), а с запада Сегежа. Река эта, каким-то образом обойденная прежде на картах, на самом деле отнюдь не приток, а составляет, так сказать, главную жизненную жилу системы уже по одному протяжению своему на целую 91 версту. Под названием Сондалы она вытекает из самого центра корельских волостей повенецкого уезда, образует по пути Маслозеро и Сяргозеро и впадает наконец в Сегозеро, представляющее площадь 1033 кв. версты, т. е. по величине своей уступающее только Онего; не одна впрочем Сондала питает Сегозеро — сюда же изливают свои воды Селецкая и Остерская реки, из которых последняя берет начало на Масельгском перевале из Остерского озерка. К тому же беломорскому бассейну относится и неизведанная красавица Кемь с притоками Чирка-Кемью и Мусю, которая