Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удар был смертельный.
Но он так и не достиг цели, потому что Кива успела перехватить меч золотой. Действуя по наитию, она вскинула кинжал, желая отпугнуть противницу и дать Наари шанс встать на ноги и вернуться в битву.
Но золотая неверно истолковала движение Кивы и бросилась вперед, а не назад, повернулась не туда…
И взмывающий кинжал Кивы оказался прямо у нее в груди.
Прозрачные голубые глаза воительницы потрясенно распахнулись, повторяя полный ужаса взгляд самой Кивы, и обе медленно опустили глаза на клинок, торчащий из тела.
Время остановилось, а потом женщина начала падать, кровь залила песок и лужицей собралась под замершим телом.
Кива сдавленно охнула, ошарашенно глядя вниз, на золотую воительницу, чьи опустевшие глаза смотрели в никуда.
Кива повидала смерть. От болезни, от травм, от ран, полученных в драке, – она видела куда больше смертей, чем многие, особенно пока была в Залиндове. Но стать причиной чьей-то смерти?
Кива еще никого не убивала.
Скользкая теплая кровь покрывала ладони. Руки не дрожали, они застыли. Она вся застыла.
Краем глаза она замечала беснующуюся толпу, Наари, по-прежнему сражающуюся с веснушчатой воительницей, Эшлин и Кресту, берущих верх в магической битве: аномалия воздуха уже была повержена и осталась лишь рыжая со своим пламенем. Но как Кива ни пыталась, она не могла оторвать взгляда от пропитанного кровью песка и женщины с кинжалом в груди – Кивиным кинжалом.
Все дальнейшее слилось воедино. Наари наконец победила свою противницу и подбежала к Киве с ужасом в глазах. Однако, быстро ее осмотрев, она поняла, что кровь чужая.
Шок, поняла Кива, это шок.
Наари пришла к тому же выводу и с силой тряхнула Киву, но это мало помогло.
Но тут подоспела Креста, а Эшлин одолела огненную аномалию, последнюю противницу. Креста не замедлила повторить то, что уже делала раньше, и дала Киве пощечину.
– Приходи в себя! – приказала она. – Ты и похуже видела, в сто раз хуже.
Кива видела.
Но никогда не была тому причиной.
– Креста! – рявкнула Эшлин, когда та вновь подняла руку для удара. – Оставь ее в покое.
Наари стояла так близко, что Кива слышала ее тяжелое дыхание. Еще она слегка пошатывалась, и именно это заставило Киву наконец оторвать взгляд от золотой воительницы. Увидев, как изранена Наари, Кива машинально подняла руки, чтобы исцелить ее, но стражница заметила это и попятилась.
На миг Киву ослепила обида. Она только что убила человека, чтобы спасти Наари, а стражница все равно так ненавидит ее, что шарахается от прикосновения. Но потом Кива преодолела первое потрясение и вспомнила предупреждение Наари: если короли увидят ее дар, они ни за что не позволят ей уйти.
Кива торопливо сжала кулаки, удерживая силу, которую чуть было инстинктивно не вызвала. Наари придется подождать исцеления, как и Эшлин с Крестой, которые были обожжены, изранены, а еще исцарапаны поднятым ветром песком.
Они были ранены, но живы.
Все они.
Кива не позволяла себе опускать взгляд на землю, где лежали шестеро воительниц.
«Убей или умри», – сказала Наари.
Они сделали все, чтобы выжить.
Но при этом Кива все равно испытывала вину и не могла от нее отмахнуться – как не могла забыть потрясенный, полный ужаса взгляд золотой, когда жизнь покидала ее.
В горле встал комок, но Кива сглотнула его, понимая, что нельзя поддаваться чувствам – не здесь, не на глазах тысяч зрителей. Нужно продержаться еще несколько минут.
А потом, наедине с собой, можно устроить потоп.
На помосте короли поднялись с тронов и воздели руки, унимая воющую толпу.
– Dukkar, dukkar! – возвестил Фемби на родном языке. – Tuk ekaan Arzavaar du ventek unt Evalon!
Публика вновь взревела, а король обратился на всеобщем непосредственно к Киве, Эшлин, Кресте и Наари:
– Наши поздравления друзьям из Эвалона, которые одержали победу в Арзавааре! Вы показали себя воинами, идите же и примите свою награду!
С этими словами кольцо огня – уже не пламенеющий питон – погасло, открыв обугленную землю и выход с арены. Появились два отряда стражников в бежевой броне: одни направились к Киве и ее подругам, другие принесли тканевые носилки, чтобы забрать павших.
Кива не стала смотреть за вторым отрядом, особенно за теми, которые подошли к золотой. Не поднимая взгляда, она пошла за подругами прочь с арены.
После приглашения Фемби Кива ждала, что их проводят прямо на помост, но стражники направились не к трибунам. Они прошли по узкой затененной дорожке между стенами арены, где стихли крики толпы, и вернулись на слепящий солнечный свет. Отсюда до дворца было рукой подать, а там их отвели в гостевые покои, которые, очевидно, выделили им до отъезда.
Всю дорогу Кива не поднимала головы, смутно понимая, куда они идут. Где-то между ареной и дворцом ее окутало онемение, она пыталась и не могла оправдать то, что случилось, – то, что она сделала. Но потом все стражники, кроме одного, вышли за дверь, и Кива наконец подняла взгляд, затуманенным взором заметив лишь, что стоит в яркой круглой комнате с большими белыми подушками, разбросанными по полу перед камином, и балконом, выходящим не на арену – к счастью, – а на противоположную сторону города.
– Их Величества постановили, что вечером будет пир в вашу честь, – сообщил стражник, задержавшись в дверях. Он говорил с таким акцентом, что Кива не сразу поняла, что он сказал, а когда разобрала, с отчаянием посмотрела на Эшлин.
По досаде на лице принцессы Кива поняла, что просто забрать кольцо и уехать не получится. Придется сперва поиграть в придворные политические игры.
– Примите ванну, отдохните, а потом вас сопроводят в пиршественный зал, – продолжал стражник. – Все необходимое ждет вас в покоях.
Он указал на двери, которые Кива не заметила при первом осмотре комнаты. Одна створка была приоткрыта, демонстрируя краешек необъятной ванны в углу.
Сказав все, что должен, стражник вышел и задержался снаружи, придерживая дверь.
Кива решила, что он останется на посту до самого пира, но тут услышала торопливые шаги, и появились Джарен, Кэлдон и Типп. Стражник дождался, пока они войдут, закрыл за ними дверь и оставил их наедине.
Какое-то время все молча глазели друг на друга. Кива остро ощущала, что волосы и одежда у нее еще влажные, а главное – что руки покрыты подсохшей кровью.
Джарен,