Когда кино кончилось, дядя Костя распрощался.

— Надо все же заглянуть к коллегам. Возможно, они еще не все выпили-съели…

Лоська со счастливой улыбкой победителя спал перед выключенным компьютером — локти и голова на подлокотнике кресла. Мама легко подняла его на руки и понесла к постели. Лоська не проснулся, только покашливал во сне. Тонкие ноги болтались, как у деревянной куклы, с них все еще не сошел летний загар.

— Какая ты сильная, — сказала я маме, когда она укрыла Лоську пледом.

— Ох, да весу-то в нем… Кузнечик… Женя, знаешь, мне вдруг показалось, что я Илюшку несу… Так и не заметила, когда вы оба выросли.

— Мама, не грусти…

— Я не грущу. Просто подумала: как он там со своей Татьяной…

Илья словно услышал — тут же откликнулся. Позвонил, чтобы «еще раз поздравить семейство».

Мама поулыбалась и вдруг сказала:

— Женечка, я хочу показать одну вещь… Я разбирала портфель со старыми папиными документами, с письмами и фотографиями. Ну, с теми, где его бабушки, дедушки и другие давние родственники. Каждая карточка завернута в бумагу. И среди них — вот… Сначала я думала: тоже фотоснимок на толстом картоне…

Это был не снимок. Это была черная компьютерная дискета.

— Мама! А если это та, про которую говорил Илья…

— Вот и я думаю…

— Что же ты сразу ему не сказала?

— Я нашла сегодня утром. И решила, что лучше после праздника. Сегодня и так хватило хлопот…

— Мамочка, дай!

Я включила компьютер, вставила дискету, нашла на экране значок «Диск 3,5». Такие-то простые штуки я делать умела. Курсором мышки надавила клавишу «Открыть». Открылась программа «Word». Компьютер пожужжал. Подождал. Монитор мигнул и выдал окошко с надписью:

Вот так… Наверно, был нужен тот самый пароль, о котором говорил Илья: «Ар-до-кап».

— Мама, здесь без Илюхи не разобраться.

— Ну и ладно. Подождем… — Мама казалась уставшей. Хотя почему «казалась». Ей так досталось в декабре…

Я спрятала дискету в книгу Грина — ту же, где лежал кленовый лист.

Мы с мамой решили выпить чаю на кухне.

— И съешь хоть кусочек торта, с одного ломтика не потолстеешь. Смотри сколько осталось.

— Мамочка, я правда не могу! Лоська завтра все умнет, не бойся…

На холодильнике мигал черно-белым экранчиком наш старенький портативный телевизор. Знакомый всей стране ведущий важно рассказывал, какая погода будет в первый день нового года.

— …В Яхтинске сорок два градуса мороза… — услышала я.

…Весь вечер я запрещала себе тревожиться о Пашке. Даже думать запрещала. Потому что, если ты в беспокойстве и печали проводишь новогоднюю ночь, весь год будет таким. Это — примета… Но сейчас я как представила обмерший от лютого холода город (сугробы, фонари, увязшие в морозном дыму) — словно сама оказалась раздетая на улице. Дернула плечами.

Мама быстро взглянула на меня и ничего не сказала.

«Ведь мог бы позвонить хотя бы перед праздником! Ну пусть у них дома там нет телефона, но с работы отца разве не мог? Или с почты — не такие уж большие деньги, если три минуты…»

«Ох, а куда позвонить? — вдруг ударило меня. — Ведь телефона этой квартиры он не знает!» Сразу представилось, как на подоконнике в пустой комнате, в темноте, бесполезно дрожит и трещит старенький телефонный аппарат. Мы оставили его там, поскольку он казенный… Представила — и… стало легче. Потому что, наверно, так и есть! Звонит!

А письма — что! Перед Новым годом на почте такая запарка. Лежит конверт в отделе сортировки, ждет совей очереди. Лишь бы не бросили письмо в ящик по старому адресу. Мы на почте оставили заявление о переадресовке, да ведь тетушки-сортировщицы при их-то загрузке могут и не вспомнить…

Надо сходить, поверить ящик, ключик-то до сих пор у меня!

Я слегка воспрянула духом. Сказала себе, что бывает так: изводишься из-за чего-нибудь, а потом оказывается — причина самая пустяковая!..

Мы решили не мыть посуду — завтра все равно в квартире масса работы, хотя и праздник. Хотелось спать. И все же я решила сделать последнюю попытку: вдруг случится новогоднее чудо? Снова включила компьютер и принесла дискету.

Но монитор ответил прежними упрямыми словами: «Введите пароль!»

Это надо же! Заблудиться в родном городе! И ни где-нибудь на глухой окраине, а недалеко от центральных кварталов! И не поздней беспросветной ночью, а почти что днем…

Хотя день был, конечно, только на часах, а на улице… Ну, сами знаете, в пять часов вечера в январе — это густо-синие сумерки. Еще полчаса — и в небе станет темно, как в полночь. Но это же только в небе! А в голове — понимание, что еще ничуть не поздно и впереди хороший вечер.

И я сперва ни капельки не беспокоилась, когда оказалась в незнакомых улочках. Даже интересно было: такая романтика, будто в «Вечерах на хуторе близ Диканьки»! Домики под заснеженными крышами, карнизы и палисадники в пушистой оторочке, свет из окошек и от одиноких фонарей, деревья в куржаке. Месяц среди этих деревьев — тонкий, зеленоватый… Снег пахнет не бензином и гарью, а именно снегом и поскрипывает, как в деревне. А еще пахнет дымком от печных труб.

Я впервые обратила внимание на холод, когда поняла: нет, не могу больше терпеть, надо прочитать письмо сию минуту! Встала под столбом, на котором светила желтая лампочка под плоским колпаком, начала стягивать варежки, чтобы вытащить конверт из-под куртки, и вдруг поняла: пальцы-то еле слушаются! Холод, оказывается, коварно, незаметно (потому что я шла и радовалась!), пробрался в вязаные рукавички, и руки стали коченеть неощутимо, как под наркозом.

Я принялась разминать пальцы, горячо дышать на них. И заодно стала приплясывать и двигать локтями. Потому что наконец почувствовала: холод-то сочится и под куртку, и в сапожки, и под шарф. И цапает за кончики ушей! Днем было всего минус пять, а сейчас в воздухе ощущались сухие иголочки… Да, вон и месяц надышал вокруг себя морозное облачко. Он, кстати, стал ярче, потому что небо совсем почернело.

Нет, сейчас не до письма! Надо уносить ноги из этой глухомани, пока они двигаются. Я вприпрыжку пустилась в конец улочки (даже и название-то незнакомое — Утюговская!), рассчитывая, что попаду на берег Таволги, а там недалеко нужный мне мост.

Но улица вильнула и уперлась… в никуда! То есть в крутую заснеженную насыпь. Что это? Дамба против весеннего разлива Таволги? Или просто груда земли, которую навалили, когда сносили старые кварталы? У нас в разных местах города было немало таких мест. Городские власти одно время принялись расчищать места для новых строек, но сил и денег хватило только, чтобы срыть деревянные дома и огороды. Развалины и груды мусора годами лежали в окружении оживленных улиц, покрывались чертополохом и кленовой порослью. Вроде того пустыря, где любили бывать мы с Лоськой…