Так было во все эпохи: лишь только богатые, энергичные и преуспевающие нации налаживали свои дела в мире, их сразу охватывала тяга к искусству, культуре и даже к учености и красоте. Техасские города растут ввысь и вширь. Колледжи его завалены дарами и пожертвованиями. Что ни день, повсюду возникают новые театры, симфонические оркестры. Эти бурные, все на своем пути сметающие волны энергии и увлеченности, естественно, несут с собой и неудачи, и просчеты, и даже погрешности против здравого смысла и хорошего вкуса. А ничего не производящая братия критиканов тут же начинает всем этим ужасаться, все осуждать, высмеивать, обливать презрением. На мой же взгляд, важен самый факт, что такими делами кто-то занимается. Конечно, ошибки, причем грубейшие, будут следовать одна за другой, но мы знаем из истории, что художников всегда тянет в те места, где их ждет радушный прием и хорошее отношение.

По своим масштабам и всему своему строю жизни Техас наталкивает на обобщения, а обобщения эти, как правило, приводят к парадоксам: «сельский паренек» ходит на симфонические концерты, хозяин ранчо в сапогах и выцветших джинсах покупает у антикваров китайские нефритовые статуэтки.

С политической точки зрения Техас тоже не менее парадоксален. По традициям и сентиментальным воспоминаниям о прошлом он Старый Южанин-Демократ, однако это не мешает ему голосовать на всеамериканских выборах за консервативных республиканцев, а в городские и окружные органы власти выдвигать либералов. Мое вступительное утверждение остается в силе: какие выводы ни сделаешь относительно Техаса, все они могут оказаться в противоречии один с другим.

Почти со всеми краями земного шара можно ознакомиться, уточнив их широту и долготу, изучив химию их земли, неба и воды, определив их флору и фауну, и на том поставить точку. А есть края, где на первый план выступают легенды, мифы, предвзятости, любовь, пристрастия или предубеждения, и это настолько искажает картину, что вместо трезвой, объективной оценки погружаешься в какую-то путаницу суждений, отливающих всеми цветами радуги. Такова Греция, и таковы те места Англии, где странствовал король Артур. И таким краям свойственна одна особенность: они требуют личного, субъективного отношения к себе. И в первую очередь это относится к Техасу.

Я проехал большую часть Техаса и убедился, что климат в нем неоднороден и что в его пределах столько разных ландшафтов, рельефов, структур почвы, сколько их наберется во всем мире, если исключить Арктику, хотя ледяное дыхание могучего северного ветра иной раз достигает и сюда. Суровые, уходящие к горизонту равнины «сковородной ручки» совсем не под стать невысоким лесистым склонам и чистым ручейкам в горах Дэвиса. Богатые цитрусовые сады в долине Рио-Гранде не имеют ничего общего с пастбищами южных районов Техаса. Горячий, влажный воздух побережья не сравнишь с хрустальным холодком в северо-западной части штата. А город Остин, который стоит на холмах, среди озер, находится будто на другом конце света от Далласа.

Всем этим я стараюсь доказать, что в Техасе нет единства — ни географического, ни физического. Он един духом своим. Но это чувство единства живет не только в умах техасцев. Слово «Техас» звучит символично для всех на свете. Спору нет, легенда о техасском своеобразии часто создается искусственно, не всегда соответствует действительности и сплошь и рядом морочит нас романтикой, но это нисколько не умаляет его значения как символа.

Все мои домыслы о природе понятия «Техас» приведены здесь в качестве предисловия к нашим с Чарли разъездам по этому штату. Мне вскоре же стало ясно, насколько сильно этот отрезок пути будет отличаться от всего нашего путешествия. Во-первых, потому, что я хорошо знаю эти места; во-вторых, у меня там много знакомых и родственников со стороны жены, а последнее обстоятельство исключает объективность суждений, ибо нигде в мире гостеприимство не проявляется с таким пылом, как в Техасе.

Но прежде чем оказаться во власти этого приятнейшего, хоть подчас и утомительного свойства человеческой натуры, я мог еще три дня пользоваться полной безвестностью в отличном мотеле в самом центре Амарильо. Когда мы ехали по гравийной дороге, промчавшаяся мимо машина обдала нас галькой, разбила большое переднее окно Росинанта, и теперь его надо было заново застеклить. Хуже того — Чарли опять у меня расхворался. На этот раз ему было совсем плохо, и он сильно мучился. Я вспомнил того жалкого невежду в Спокане, которому на все было наплевать. И еще я вспомнил, какой взгляд бросил на него Чарли — взгляд недоуменный, обиженный и полный презрения.

Врач, которого я вызвал в Амарильо, оказался совсем молодым. Машина у него была недорогая, с откидным верхом. Он наклонился над Чарли.

– Что с ним такое?

Я объяснил. Тогда руки молодого ветеринара — опытные, все понимающие руки — коснулись раздутого брюшка и ног Чарли. Чарли шумно вздохнул, его хвост приподнялся, приветливо задрожал на весу и снова лег на пол. Чарли уверовал в этого человека целиком и полностью. Мне и раньше приходилось наблюдать такое мгновенное возникновение контактов между животным и человеком, и должен сказать, что это весьма приятное зрелище.

Сильные пальцы продолжали ощупывать, обследовать, и наконец ветеринар выпрямился.

– С каждым старичком такое может случиться, — сказал он.

– Это то самое, что я подозреваю?

– Да. Воспаление предстательной железы.

– Вы возьметесь его вылечить?

– Конечно. Прежде всего надо ослабить мышечное напряжение, а потом будем лечить. Вы оставите его у меня дня на четыре?

– Какой может быть разговор? Если надо, так оставлю.

Он взял Чарли на руки, вынес его и положил на переднее сиденье своей машины, и хвостик с кисточкой на конце забарабанил по кожаной обивке. Чарли был доволен и спокоен, я тоже. Вот почему мне пришлось некоторое время околачиваться в Амарильо. И чтобы покончить с этим эпизодом, добавлю, что через четыре дня я забрал Чарли от ветеринара совершенно здоровым. Ветеринар дал мне пилюли, которые Чарли надо было время от времени принимать в дороге, чтобы приступы не повторялись. Да-а! Что может быть лучше хорошего человека!

Я не собираюсь особенно долго распространяться о Техасе. После развенчания Голливуда занимаемое Калифорнией первое место отошло к штату Одинокой Звезды,[49]и теперь его интервьюируют, его обследуют, им интересуются. Но какой бы отчет ни составлять о Техасе, он будет неполон без описаний техасских парадных приемов и показа тамошних богачей, которые проматывают свои миллионы на безвкусное и безудержное бахвальство. Моя жена приехала ко мне в Техас из Нью-Йорка, и нас пригласили провести День благодарения на техасском ранчо. Хозяин его — наш хороший знакомый, и когда он приезжает в Нью-Йорк, мы тоже устраиваем парадные приемы в его честь. Называть его здесь я не стану, пусть читатели сами догадываются, кто это такой, как им положено по традиции. Думаю, что человек он богатый, хотя я его об этом не расспрашивал. Мы приехали днем накануне праздника, как нас и просили, и увидели великолепное ранчо, где было все — и водоемы, и рощи, и пастбища. Бульдозеры нагородили там повсюду земляные дамбы для задержания воды, и в самом центре поместья тянулась цепочка небольших животворящих озерков. В густых травах низин паслись кровные герефорды, и когда мы проезжали мимо в облаках пыли, они только взглядывали на нас. Велико ли это ранчо — не знаю, не спрашивал.