Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хнык врал, конечно, – поддержал Пёс. – Кому он был нужен? У него и зрелость-то половая ещё не наступила.
«Про Хныка – и ржут, – подумал Сашка, начиная злиться. – Спать не дают, уроды!»
– А эта книжка довоенная, она с картинками? – спросил Юра. – Ну, которой ты меня обозвал.
– «Камасутра»? – Пёс, наверное, собирался рассказать про картинки, но этого Сашка уже слушать не захотел. Он встал, чуть не взвыв от головной боли, и несильно толкнул Юру в плечо.
– Камасутра, Камасутра… Сифилис ты ходячий!
Юра посмотрел на парней, и было видно, что он не знает – стукнуть Сашку или не связываться. Сашка не стал дожидаться его ответа и вышел из комнаты. На мешках в подъезде сидел Гога с обрезом. Сашка улёгся рядом, спросил без особой надежды:
– Выпить есть? Только мне надо бесплатно, я совсем пустой.
– Я бы дал, но мы всё высосали, победа же! – Гога сочувственно посмотрел на Сашку. – Сам вчера с бодуна маялся. Вот травки есть чуток, если только в долг.
– Сам кури, раз мозгов нет, – отказался Сашка, – я не нарик.
– Да? А по виду не скажешь.
Сашка отвернулся от него и попытался уснуть, но сон почему-то не приходил. Тошнило, голова гудела так, как не гудела даже после травмы, во рту был отвратительный привкус, кости ломило. «Сдохну, – подумал Сашка. – Прямо сейчас сдохну». Мимо то и дело проходили парни – кто еле держась на ногах, кто злой с похмелья, кто с виду нормальный. Сашке казалось, что они ходят не просто так, а специально, чтобы не дать ему спокойно поспать.
– Дрыхнешь? – спросил вскоре Гога. – Подержи обрез, по нужде сбегаю.
Сашка взял ствол, положил прямо под себя и опять закрыл глаза. Наверное, после этого он всё-таки заснул, потому что из темноты его вытащил голос Кеши:
– Тебя, Гога, на пост посадили, ты и сиди. Мог бы вон в уголке помочиться, а то понесло куда-то…
– Ему в дурку пора, а ты ствол доверил, – поддержал Кешу Юра. – Вон, пацаны говорили, он уже своих гасил! Вы бы, парни, сдали его, пока не поздно.
– Заткнись, секс-машина, – неожиданно вмешался Пёс. – Ты человека не знаешь, а высказываешься.
«О чём они? – удивился Сашка и понял: – Я же на обрезе лежу, а пацаны боятся его забирать». Он открыл глаза, вытащил обрез из-под себя и протянул Гоге.
– Пойдём домой, Санёк, – позвал Кеша. – Здесь холодно спать.
– Разлёгся на пушке, как собака на сене, – ни себе, ни людям, – вздохнул Пёс.
Сашка встал, мрачно посмотрел на Пса, потом на Юру с Кешей и сказал:
– Вот как стало мне плохо, так и начали вы со мной как с собакой! Особенно ты, Янсен, жадная твоя рожа!
Сашка пошёл по лестнице, а ребята остались внизу.
– Видишь, Кеша, – заметил Пёс. – А вроде вы друзьями были.
«Нет, хватит, – думал Сашка уже на своем топчане. – Что-то сильно мне фигово. Никогда бухать больше не буду. Сдохну, а не буду. Потому что если буду – то сдохну». Сашка ворочался, матерился и чувствовал себя всё хуже и хуже.
Вечером пришёл Юра с кучей тряпья, стал его расстилать в углу.
– Спасибо, Кеша, что ты меня пускаешь на сегодня. Этот ваш Воронцов там свечки по всей комнате расставил, мелом на полу чего-то чертит и в астрал меня зовёт. А чё такое астрал, не объясняет. Как я спать должен?
– А ты с ним про женщин поговори, – посоветовал Кеша. – Не пробовал?
– Пробовал, а он тогда про стодневное молчание чё-то лепит. Трудный человек! Кстати, он за этого твоего Ерхова молился вчера, говорит, недолго пацану осталось, через двадцать дней закинется.
«Обойдётесь, – подумал Сашка. – Посмотрим, кто раньше закинется». Парни ещё немного поговорили и заснули. Заснул и Сашка.
Утром оказалось, что голова почти совсем не болит. Юра с Кешей сидели у мангала и пили чай.
– Ну вот, – говорил Юра, – это, значит, не местная была. Я как узнал, что из пустынников, – офонарел! А потом подумал: баба и баба, какая мне разница! Только плохо, что непонятно говорит. Я, того, молча не привык…
– Здорóво, болтуны, – сказал Сашка и полез в рюкзак за кружкой. – Чаю не жалко?
– Жалко. Нафиг тебе чай теперь? Ты у нас по другой жидкости спец, – проворчал Кеша.
– А может, я завязал?
– Может, и завязал, но пока незаметно. Переселяйся ты к Шизу, Санёк, он тебя и отпоёт заразом, когда подохнешь. Мне с тобой внапряг жить становится.
Сашка налил в кружку кипятка.
– Ну что, переселяешься? А мы с Юриком, – Кеша смотрел на Сашку, и было непонятно, серьёзно ли он говорит.
– Хрен вам, – сказал Сашка. – За тебя, Кеша, страшно – вдруг он тебя изнасилует.
– Ну чё ты? – обиделся Юра. – Лаешься и лаешься, кто с тобой жить захочет!
– Тебя и даром не надо, – отрезал Сашка.
Юра встал, поставил свой стакан на стол и вышел.
– Кеша, ты не уходи, ладно? Я с тобой не хотел ругаться, – Сашка потянул Кешу за рукав. – Я правда не буду бухать.
– А мне до лампочки, Санёк. Ты ведь нормальным пацаном пришёл, мы дружили даже, но теперь я не знаю, друг ты мне или нет.
– Знакомо, – тихо сказал Сашка. – Меня вот из-за лучшего друга в эту помойку занесло. Кто он мне теперь?
– Я бы на твоём месте забыл уже про него. Можно и здесь нормально жить, никто тебе спирт в рот не наливает. – Кеша пил чай и злился. – Свиньёй легче всего стать. Ты сейчас прям как Лёва, покойничек.
– Да ладно тебе…
– Не ладно! Или завязывай, или вали к Шизу, я с Юриком буду жить.
– У нас из жрачки чего-нибудь можно найти? Я есть хочу, – сказал Сашка.
– Конечно, хочешь, – согласился Кеша. – Ты, пока пил, ничего не ел почти. Мы на тебе такую экономию развели. Сам откроешь банку, или мне потрудиться?
– За пять грошей? – поинтересовался Сашка.
– Дурак ты, – сказал Кеша. – Я как лучше хочу.
– Спасибо, – Сашка дрожащими руками сам открыл банку с тушёнкой. Вскоре банка была пуста, и он попросил ещё.
– Ты бы умылся, что ли, от тебя таким перегаром прёт! Рот бы пополоскал. Тебя Катя звала в гости, а я ей сказал, что ты простыл. Не тащить же такое уродище к девушке. Если дня за три оклемаешься, мы к ней вместе сходим.
Сашка с набитым ртом кивал ему. Кеша ещё чего-то поворчал, а потом протянул руку.
– Мир…
«Конечно, чего это я, – думал Сашка, сидя на подоконнике и глядя на развалины. – Чуть совсем не спился из-за Ветрова. Обиделся, что он со мной говорить не хочет. Да и пусть сдохнет там один. Кеша куда лучше».
– А может, прямо сейчас в баню и пойти? Куртки постираем. До завтра высохнем и, может, сразу поедем. Я уже по Кате соскучился.