Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что, вы так себе постоянно говорите?
Он перешел на вы — кризис был преодолен!
— Нет, я, как все нормальные люди, радуюсь хорошему, когда это со мной происходит, и стараюсь не обращать внимание на плохое. Но в поганые моменты утешаю себя именно так.
Мы с Сашей дошли до холла отеля.
— Мы больше не увидимся? — спросил он.
— Кто ж, друг мой, это знает? Господь приведет, свидимся!
— Оставьте мне свои координаты!
В нашей профессии масса отвратительных сторон. Одна из них — как раз эта. Я продиктовал Саше телефон в Тель-Авиве, по которому ему никто никогда не ответит.
Знаете, что он мне сказал на прощание?
— Пусть лучше вы, чем кто-то другой.
Я вернулся за наш стол, и Деби вопросительно подняла на меня глаза.
— Грустно все это, — сказал я.
— Ничего подобного, — возразила она. — Мало ли что не получается, как бы мы хотели!
— Это ты про Сашу или про себя?
— Слушай, скажи мне, — вдруг спросила Деби. — Откуда ты так классно говоришь по-английски?
Я все время забываю, что должен говорить с русским акцентом.
— Мы с Машей, когда уехали из Москвы, много лет прожили в Штатах. В Израиле американского акцента никто не понимает, поэтому я стараюсь говорить понятнее. А иногда забываю.
Правдоподобно? По-моему, ничего.
— Вы давно с Машей вместе?
— Пятнадцать лет.
— Она говорила тринадцать.
Меня так просто не поймаешь!
— Маша считает со времени нашей свадьбы. Я — с того времени, когда мы… Ну, оказались вместе!
— Начали трахаться? — перевела Деби на свой язык.
— Можно и так сказать.
— А у тебя с тех пор много было других женщин?
— Деби, ты напилась. Не пей больше!
— Я совершенно трезво тебя спрашиваю. Много?
— Что за вопрос? Вот у тебя много было парней?
— Я тебе могу ответить. Двадцать шесть! С Фимой, считай, ничего и не было.
— А с Сашей?
— С ним как раз и есть двадцать шесть.
— Ну, хорошо, для тебя это ничего не значит, стакан воды. Что дальше? И причем здесь я?
— Ты теперь сам знаешь!
— Десерт? — наклонился над нами официант.
— А что у вас на десерт?
— У нас изумительные пирожные!
— Хорошо, пусть будут изумительные пирожные, — согласился я. Только бы отвязался!
Деби молчала. Я вспомнил, на чем мы остановились.
— Слушай, кончай, ладно? — сказал я. — У меня своя жизнь, со своими заворотами! Я не умираю со скуки, и мне дела нет до твоих псевдокровосмесительных влечений. Чего ты хочешь?
— Сейчас я попробую сформулировать.
Деби сняла очки и потерла глаза. Лицо ее, когда она отвела руки, стало беззащитным, как это случается со всеми очкариками, остающимися без своей прозрачной брони.
— Мне сейчас кажется, что это очень серьезно. Ну, то, что я испытываю к тебе. Хотя, возможно, и нет, я не знаю. Но сейчас мне кажется, что да. Черт, я все-таки выпила лишнего! Ну, ладно, не важно! В общем, я хотела бы быть уверенной, что я ничего не упускаю из важного для моей жизни. Блин! Хорошо, я спрошу тебя прямо: тебе так трудно со мной переспать? Так противно?
Подошедший официант поставил перед нами тарелочки с какой-то засохшей фиолетовой массой.
— Что-нибудь еще?
— Да, принесите, пожалуйста, даме стакан воды! — съехидничал я.
— Минеральной?
— Сойдет и минеральная! Это в качестве заменителя.
— Что? — не понял официант.
— Ничего! Стакан воды, пожалуйста! И счет.
Деби опять смеялась.
— Что?
— Нет, я должна познакомить тебя со своим отцом! Хотя, может, вы друг другу как раз не понравитесь. Именно потому, что вы так похожи.
Я вздохнул — обстановка чуть-чуть разрядилась.
— Ну, хорошо! — сказал я. — Мы сейчас съедим свои пирожные и поднимемся к тебе в номер для безумной ночи любви. Если честно, для меня это будет не трудно и совсем не противно — но это так, в скобках. Теперь представь себе, вдруг тебе покажется, что ты не ошибаешься. Что я, действительно, такой же идеальный, как твой отец, только со мной ты можешь спать. Это упростит положение?
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду себя, Машу, свою жизнь. Как ты все это собираешься примирить?
— Я не буду тебе ничего навязывать. Я не буду требовать, чтобы ты поменял свою жизнь. Я просто буду знать, что ты есть, мы будем видеться, когда ты захочешь, когда сможешь. Вот и все — ничего большего!
Я только с улыбкой качал головой.
— Почему? Почему ты, мать твою, так уверен?
А она разозлилась!
— Ты не допускаешь, что наша встреча может добавить что-то и в твою жизнь?
Я наклонился к ней.
— Деби, детка! Я никак не стремлюсь тебя обидеть, но я могу гарантировать на сто процентов, что из твоей затеи ничего не выйдет. Моя жизнь уже размечена, мой путь проложен — как это, может, и ни грустно.
Деби покивала головой.
— Просто мой отец! Такой же старый и скучный!
— Ну, видишь, как все замечательно повернулось! Пошли спать?
Деби молча встала.
Я рассчитался и пошел за ней к выходу.
Мы поднялись по лестнице на свой этаж. Мы с Машей тоже жили на втором — по-нашему, на третьем.
Я повернулся к Деби, чтобы пожелать ей спокойной ночи. В ее глазах опять плясали бесенята. Или это бра на стенах отражались в стеклах очков?
— Что теперь?
— А второе мое предложение тебе интересно? Ну, то, которое ты не распознал в потоке моих сексуальных фантазмов?
Черт! Да, что-то она говорила такое. Если Деби — девушка неслучайная, то, конечно же!
— Интересно, — признал я.
— Ты хочешь узнать его сейчас или подождем до завтра? — невинно улыбаясь, спросила обольстительница.
Между Гвалиором и Джанси
Маша на меня дулась. Может быть, она просыпалась посреди ночи и увидела, что меня нет в номере. После короткого перемирия и даже какого-то сближения это состояние — напряга между нами — становилось привычным. Разговаривать нам особенно и не пришлось: Барат Сыркар должен был заехать за нами в семь утра. Так что мы только приняли душ и почистили зубы, решив позавтракать где-нибудь в дороге.