Но, несмотря на явные признаки старческой хвори, королева продолжала держать свое громадное хозяйство под контролем, входя в каждую мелочь, будь то рецептура блюд, поспевающих в кухонных печах, или невинные шашни, которые истосковавшиеся по любви принцессы готовы были заводить с кем угодно.

И для этого ей вовсе не нужны были доносчики и соглядатаи. Абсолютно все, что имело хоть какое-то отношение к обители, включая души ее многочисленных жильцов, были для королевы не только открытой книгой, но и как бы естественным продолжением ее тела, ее чувств, ее сознания.

Здесь, как ни в каком другом месте, было справедливо знаменитое изречение Луи Четырнадцатого (правда, слегка перелицованное в соответствии с местными обстоятельствами) – «Королевская обитель – это я». Вот почему многие вещуны напрямую связывали смерть своей владычицы с крахом привычного для них мира.

Загостившиеся одинцы, и прежде чуравшиеся соплеменников, теперь поглядывали друг на друга волком. И неудивительно – на самое первое яйцо, ожидавшееся от королевы, имелось не менее дюжины претендентов, готовых с пеной у рта доказывать свой приоритет. А жесткая конкуренция, как известно, мало способствует дружеским отношениям, примером чему служат пауки в банке.

От нечего делать соискатели королевской милости развлекались какими-то недоступными моему пониманию азартными играми, пытались завести полезные знакомства с прислугой и баловались всякой дурью, которую за большие деньги доставали на стороне стражники. Не оставались без внимания и пиво с брагой, всегда имевшиеся на кухне. Наркотики, хранившиеся у меня еще со времен пребывания у ульников, разошлись в самый короткий срок.

Конечно, творившееся в обители свинство еще нельзя было назвать пиром во время чумы. Но это было нечто не менее нелепое и зловещее – пир в преддверии надвигающейся катастрофы.

Принцесса оказалась хозяйкой своего слова и вскоре собрала нас для важного разговора (предварительно отыскав меня на кухне, а вещуна в компании игроков).

– Хочу сообщить добрую весть, – сказала она, обращаясь главным образом ко мне. – Королева согласилась принять вас. Длительность встречи будет зависеть от ее самочувствия и настроения. Об истинных причинах, которые привели вас сюда, даже заикаться не смейте. Никаких упоминаний о яйце, если только она сама не коснется этой темы. Тебя я предупреждаю в особенности! – принцесса погрозила вещуну пальцем.

– Слова лишнего не скажу, – пообещал тот.

– Знаю я вас, говорунов… Скорее всего, королева будет расспрашивать о странах, которые ты посетил, – продолжала она, обратясь в мою сторону. – Возможно, некоторые вопросы покажутся тебе странными, но ты не пытайся проникнуть в их суть, а отвечай первое, что придет в голову. Лучше говорить невпопад, чем умствовать. И запомни – кем бы ты ни был на самом деле, хоть великим воителем, хоть мудрецом, хоть пророком, В сравнении с королевой ты безмозглый червь. Поэтому заранее оставь свой гонор и свое самомнение. Если ты сумеешь как-то заинтересовать королеву, она позовет тебя снова. Вот тогда и можешь требовать от нее любое вознаграждение.

– Нам не надо любое! – воскликнул вещун. – Нам надо яйцо!

– Это уже решать королеве. Будет сказано «яйцо» – вы получите яйцо. А если будет сказано, к примеру, «кольцо» – его вы и получите. Сразу на палец, в ухо и на шею. Решения, принимаемые королевой, непредсказуемы.

– Но это уж, прости за откровенность, напоминает старческий маразм, – заметил я.

– Еще раз скажешь нечто подобное и отправишься туда, откуда пришел, – строгость этих слов умалялась сопутствующей улыбкой.

– Сейчас же побегу готовиться к встрече, – заявил вещун. – Умоюсь и одолжу у кого-нибудь приличный наряд. Вот бы еще умастить тело благовониями…

– К чему такие хлопоты, – принцесса критически покосилась на него. – Королеву невозможно чем-нибудь смутить или удивить. Ступайте за мной как есть.

Стараясь не отставать от принцессы, скользившей по полированным плитам пола, как на коньках, мы миновали целую анфиладу ярко освещенных залов.

Они были полны стражников, беспечно игравших в кости, слуг, тащивших куда-то подносы с яствами, принцесс, болтавших между собой, лекарей, пыжившихся друг перед другом, и просто праздной публики, коротавшей свободное время.

Здесь же вертелись и всякие забавные уродцы, прибившиеся к вещунам ради беззаботного существования.

Везде перед нашей маленькой процессией поспешно расступались, и везде на лицах придворных читалось тщательно скрываемое презрение ко мне. Все полагали что к королеве ведут очередного шута, призванного рассеять ее вселенскую скуку.

В личных покоях королевы, перед входом в которые нас окурили дымом каких-то трав и обрызгали уксусом, стояли полумрак и духота. Специфический запах, ощутимый не только по всей обители, но даже в лабиринте, достигал здесь своей наивысшей концентрации.

То был запах королевы – запах, значивший гораздо больше, чем все ее остальные регалии, запах, управлявший жизненными процессами, протекавшими в организмах придворных.

Стоило только этому запаху пропасть или хотя бы ослабеть, как все принцессы стали бы стремительно превращаться в самок, готовых к зачатию, а бесполые слуги и стражники – в самцов, способных одарить их страстной и короткой любовью.

Такова была одна из главных тайн подземной обители, впрочем, давно известная всем вещунам.

Зал приемов делил на две половины полупрозрачный занавес, на котором золотом и серебром были вышиты стилизованные символы мироздания – языки огня, корни дерева, капли крови, облака и волны. Все мои попытки разглядеть ложе королевы оказались тщетными. Да, зорким орлом меня не назовешь! Скорее, подслеповатым глухарем.

Принцесса расставила нас на положенные места и скользнула за занавес – словно в туман нырнула.

– Мрачное местечко, – произнес я так, чтобы меня мог слышать один только вещун. – Тут поневоле заскучаешь.

– Молчи! – вещун сделал страшные глаза. – В шею выгонят.

Принцесса вернулась и, стараясь побороть собственное волнение, дала нам последние указания:

– Беседовать будете через этот занавес. Язык значения не имеет. Королева поймет любой.

– Она-то поймет! А как мне понять ее? – горячо зашептал я. – Разве ты забыла, что я ничего не слышу и могу читать чужую речь только по губам!

– Нет, не забыла. Но зачем зря беспокоить королеву. Все сказанное ею я буду передавать тебе слово в слово. А теперь помолчи. Она изучает тебя.

Ох, зря я ввязался в эту затею, подумалось мне. За компанию только бражничать хорошо да песни орать. А рисковать собой ради чужого дяди – последнее дело. Стоишь себе, руки по швам, а какая-то старая ведьма копается в твоей душонке. И еще неизвестно, что она там накопает. Моих грехов, если беспристрастно разобраться, и на высшую меру хватит.