Видя, как приговоренный рванулся в его сторону, расталкивая собравшихся в столовой зевак, Макмиллан улыбнулся и невозмутимо шагнул вперед, заложив большие пальцы за широкий кожаный ремень.

— Ну, давай, врежь мне! — подначил он соперника.

Протолкавшийся к нему Крюгер с размаху съездил американцу по волосатой скуле с такой силой, что с того слетела шляпа. В следующее мгновение дерущиеся, своротив по пути хлипкий фанерный столик, с которого, брызнув жидким чаем, во все стороны полетели металлические чашки, рухнули на пол, щедро награждая друг друга увесистыми тумаками. Толпа сразу оживилась, раздались возбужденные возгласы: в последние годы развлечений, кроме драк да редких пьянок (самогон научились гнать из водорослей уже через несколько лет после войны), было маловато.

— Крюгер! Макмиллан! Немедленно прекратите бардак! — чуть не опрокинув председательский стол, заорал вскочивший со своего места Лев Николаевич. — Парни! Да разнимите же их!

На драчунов плеснули ледяной водой из заранее подготовленного специально для таких случаев ведра, и мордобой прекратился.

— Ведите себя прилично, здесь вам не кабак! — нетерпеливо потребовал глава Совета у жмурящихся и шумно отплевывающихся мужчин. — Ты, Макмиллан, тоже хорош, язык без костей! Когда уже образумишься? Выдашь ему все необходимое. А что касается тебя, Крюгер, — чтоб через час духу твоего тут больше не было, понял? Уведите!

Двое дюжих полярников выволокли мокрого и подавленного Крюгера из помещения.

* * *

— Куртка, штаны, шапка, — не выпуская изо рта палочку, канцелярским тоном лениво перечислял Макмиллан, устроившись за деревянной конторкой, убранной металлической сеткой с отверстием на уровне стола. — Сапоги, одна пара. Консервы, одна банка, нож…

— Думаешь, победил меня? — скривился в ухмылке стоящий по другую сторону ограждения Крюгер, за спиной которого возвышались фигуры охранников. — Не надоело еще на Совет горбатиться?

— Очки солнцезащитные одни, — просунув в окошко перевязанные изолентой очки, невозмутимо продолжал американец, тщательно записывая выдаваемый инвентарь в толстую тетрадь. — Компас…

— Как очки? — перебил насторожившийся изгнанный. — Мне положена нормальная маска, как у всех!

— Извини, закончились, — не поднимая головы, ответил Макмиллан.

— То есть как «закончились»? Совсем зарвался, янки?! Что за вранье?! — Крюгер рванулся к окошку, но его с легкостью удержал за плечо один из стоящих позади амбалов. — Это произвол! Ты не имеешь права!

— Ты все равно не жилец, чего добро переводить?

— Отпустите меня! — пытался вырваться немец. — Это нарушение закона!

— Лук, одна штука.

— Корчишь из себя героя, — Крюгер приблизил лицо к решетке. — Ничего, времена изменятся, вот увидишь! А тронешь ее хоть пальцем, я тебе сердце вырву, понял?

— Стрел — десять… Ввиду прошлых заслуг перед Коалицией… Хе.

— Посмотри на меня! Я с тобой разговариваю!

— Не сбивай, — ответил продолжающий писать Макмиллан. — Быстрее закончим. Мне с утра на дальний кордон с Баком топать.

— Вы еще пожалеете! Все, все пожалеете! — брезгливо стряхнув с плеча руку охранника, прошептал взбешенный Крюгер. — Мы еще поквитаемся!

— Как? Закидаешь нас сосульками? — Макмиллан наконец оторвался от журнала и внимательно посмотрел на собеседника, лениво перекатывая палочку из одного края рта в другой. — Колчан нужен?

— Уничтожу!

— Последний раз спрашиваю, колчан нужен, геноссе?

— Давай, — в бессильной злобе буркнул ссутулившийся Ханс.

Просунув в окошко сшитый из кожи морского леопарда колчан, Макмиллан захлопнул журнал и с облегчением потянулся.

— Вот и все. Удачной прогулки! — перед лицом Крюгера, у которого от бешенства тряслись губы, со скрипом захлопнулось окошко выдачи.

* * *

Он был один уже несколько часов.

Нельзя сказать, чтобы он слишком устал, но длительное пребывание на открытом, залитом ослепительными лучами солнца холодном пространстве потихоньку сказывалось на нем. Натруженные долгой ходьбой мышцы начинали ныть.

Что теперь делать? Куда идти? Найти какой-нибудь сугроб, зарыться в него и, укутавшись в снег, словно в погребальный саван, терпеливо дожидаться ватных объятий тяжелого сна, который безболезненно перенесет его на тот свет?

Ну уж нет, это не для него. Слишком просто. Зачем давать лишний повод для радости бывшим приятелям, которые с такой легкостью послали его на верную смерть? От воспоминаний недавнего позора на судилище и издевательств Макмиллана Крюгер с такой силой стиснул челюсти, что услышал, как заскрежетали зубы. Они все должны ответить. И они обязательно ответят!

Публично унизить его, уважаемого ученого, с мнением которого считались вот уже тридцать лет, выставив банальным воришкой и приговорив к глупой и позорной смерти! После всего, что он для них сделал! Ведь именно он, как никто другой, имел полное право претендовать на то мясо. Неблагодарные твари!

За такое обращение его предки приняли бы только одну плату: кровь!

Неожиданно перед глазами бредущего по снежной пустыне человека с мрачной четкостью встала картина жестокого побоища. Изуродованные тела, искаженные предсмертной судорогой лица… Те, кто безжалостно отправил его на верную смерть из-за дохлого пингвина, заслуживают такой мести!

«Все это хорошо, — мысленно одернул себя Крюгер, — но для осуществления плана нужен союзник: безжалостный, хладнокровный и надежный. Второго шанса не будет! Требуются настоящие убийцы, ради наживы готовые разрубить пополам родную мать. Но где таких взять?»

Австралийцы! Ну конечно! У него вполне хватит еды и сил, чтобы дойти до их корабля. Во время последней атаки они не видели лица немца, который организовал нападение на них, и вряд ли его признают. Если он смиренно сдастся в плен этим жадным ублюдкам, посулив золотые горы, они его обязательно примут. Тем более, что все входы и выходы на «Новолазаревскую», включая запасные, он давно выучил наизусть. План мести с такой ясностью возник в голове, будто бы уже стал реальностью.

«Они все у меня попляшут! Пощажу только Нелли — в благодарность за все те годы, что она была рядом. Хотя… Даже она, моя жена, молча приняла вердикт судей и не вступилась за меня! Все, все они трусы и лицемеры! Дураки старейшины, иссохшими пальцами цепляющиеся за свои гнилые председательские стулья. Поганый предатель Бак. И конечно же американский выскочка Макмиллан. С ним я разберусь лично!

Осталось только придумать, куда всадить спрятанный в голенище сапога острый зазубренный нож — в его вечно смеющиеся самоуверенные зеленые глаза или в шею, чтобы дурацкая борода наконец-то стала красной, как у этих отморозков-ирландцев, которых австралийцы неплохо потрепали в прошлом месяце.»