Джоэ читал, а Анжелика лихорадочно искала оправдания, понимая, что Оливье будет взбешен.

Она услышала, как захлопнулась дверь, и порыв холодного ветра ворвался в кухню. Анжелика задрожала. Оливье стоял на пороге. Его лицо было серого цвета.

— Джоэ, иди поиграй с сестрой, я хочу поговорить с твоей мамой.

Мальчик понял, что случилось что-то неладное. Он взволнованно взглянул на мать.

— Мы почитаем позже, — произнесла Анжелика, желая избавить сына от беспокойства.

Она закрыла книгу и проследила взглядом, как Джоэ с большой неохотой вышел из комнаты. Тяжело вздохнув, она подняла глаза на мужа. В отличие от Джека главное, что волновало Оливье, был отнюдь не вопрос ее безопасности, а пропажа пальто.

— Это было мое любимое пальто. Я носил его на протяжении двадцати лет. Почему ты мне не сказала?

— Мне было очень стыдно, — искренне ответила Анжелика. Притворяться не имело смысла.

— Ты лжешь. Ты сказала, что оно в химчистке.

— Да, я сожалею об этом. Я лишь хотела избежать твоего гнева.

— Вообще-то ты только отсрочила его на какое-то время.

— Я вижу.

— А почему ты не показала ему наш сейф и не предложила свои драгоценности? Почему ты ограничилась лишь пальто?

— Не будь таким язвительным.

Нахмурившись, Оливье прислонился к буфету.

— Иногда ты ставишь меня в тупик, Анжелика. Твоя глупость порой очаровательна. Однако иногда это начинает меня бесить. Я не уверен, что могу доверять тебе.

Это оскорбление задело ее за живое.

— Речь идет не о доверии. А вернее, не о том, что ты доверяешь мне, а о том, что я глупо доверилась незнакомцу. Это случается с людьми сплошь и рядом. Уверена, в подобной ситуации Кейт поступила бы точно так же.

— Да Кейт отдала бы и ключи от собственного дома. Это не совсем удачный пример.

— Послушай, я совершила ошибку. Но ведь это всего лишь пальто.

— Ты позволила незнакомцу, войти в наш дом. Он мог причинить вред нашим детям! — Оливье театрально вздохнул. — Полагаю, мне следует сказать спасибо, что ты и с ними не рассталась с таким же простодушием.

— Но это же просто смешно.

— Даже не знаю, можно ли тебе доверять, когда дело касается детей. Ты подвергла их жизнь опасности.

Анжелика встала, сжав руки в кулаки и уперев их в бока, словно собиралась ударить Оливье.

— Да как ты смеешь сомневаться в моей осторожности? Ты можешь лишь догадываться об этом. Ты целый день проводишь в офисе, возвращаясь домой поздно вечером в плохом настроении. А кто смотрит за детьми изо дня в день? Кто заботится о том, чтобы забрать их из школы и накормить? Кто каждый день делает с ними домашние задания, так чтобы они поняли предмет? Кто поднимает их, когда они падают? Кто их целует? Кто поправляет им одеяло по ночам? — После этих упреков она нанесла последний удар: — К кому они бегут, когда нуждаются в утешении? Никогда не называй меня плохой матерью. Я наверняка плохая жена, и принимаю это. А знаешь что? В данную минуту мне плевать. Я отдала твое пальто… Жаль, что я не отдала вместе с ним и тебя!

Оливье проводил ее взглядом, наблюдая за тем, как она зашагала прочь из комнаты. В холле Анжелика схватила пальто и сумочку и решительной походкой вышла на морозный воздух. Оливье слышал, как захлопнулась дверь. Он стоял как вкопанный, с выражением крайнего удивления на лице. Немного успокоившись, он понял, что перегнул палку.

Анжелика бежала по Кенсингтон Черч-стрит, повернув возле церкви направо, чтобы присесть на одну из деревянных скамеек в расположенном позади церкви саду. Старинное каменное здание поблескивало от сырости. Она плотнее укуталась в пальто, судорожно всхлипывая. Несправедливые обвинения глубоко ранили ее душу, словно Оливье ударил ее по лицу, нанеся пощечину ее гордости. Джоэ и Изабель были смыслом ее жизни.

Перестав плакать, Анжелика вытащила мобильник и набрала номер Джека. Телефонные гудки продолжались, казалось, целую вечность, однако, когда он наконец-то ответил, звук его голоса успокоил ее гнев, сменив ненависть в ее сердце на любовь. Анжелика вдруг мысленно представила себе Джека, находящегося на вершине горы, залитой ярким светом, в то время как Оливье пребывал в долине, окутанной тенью. Она всей душой стремилась очутиться рядом с Джеком, там, где было тепло и сиял свет.

— Оливье относится к разряду людей, которые сгоряча говорят то, что на самом деле не думают. Не злись на него за то, что он испытывает страх, Анжелика, — посоветовал Джек после того, как она рассказала ему о случившемся.

— Он причинил мне боль, — сказала она, и ее глаза снова наполнились слезами.

— Милая моя, не плачь. Послезавтра ты будешь здесь и окажешься в моих объятиях, как только доберешься до отеля.

— Если бы не дети, я бы ни за что не вернулась домой.

— Когда ты рассказала мне об этом происшествии, я тоже испугался.

— Однако ты отреагировал совсем по-другому.

— Это моя натура. Я не вспыльчивый. Я мыслю философски, а кроме того, не представляю, чтобы ты снова впустила в свой дом незнакомца или же отдала одно из любимых пальто Оливье.

— Ему так дороги его тряпки!

— Нет смысла сердиться на кого-то, если этот кто-то прекрасно знает, насколько глупо он себя вел. Не существует лучшего учителя, чем опыт.

— Жаль, что Оливье этого не понимает.

— Опыт и его лучший учитель тоже. Держу пари, твой муж сожалеет, что наговорил тебе лишнего. Он научится думать, прежде чем что-то сказать.

— Я не хочу идти домой.

— Ты должна встретиться с ним лицом к лицу и пойти на примирение перед разлукой.

— Мне не хватит на это душевных сил.

— Ну, тогда немного прогуляйся, пусть твой гнев унесется вместе с ветром. Думай о хорошем.

— Например, о тебе.

— Ну, если это поможет. — Джек усмехнулся, и она почувствовала, как ее мрачное настроение немного рассеялось.

— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить на злость хотя бы одно мгновение. Каждая секунда драгоценна. Так что отправляйся домой, поскорее обними своих детишек, и ты сразу же почувствуешь себя намного лучше. А потом прильни к Оливье и помирись с ним.

— Я ни за что не сделаю этого. Он должен извиниться первым.

— Возможно, в этот раз тебе следует проявить великодушие.

— Но я вовсе не считаю себя великодушной. Слова Оливье задели меня за живое, и я в бешенстве и чувствую себя беспомощной.

— Совсем не такой я знаю Сейдж, которая размышляет над секретом достижения счастья, легко говорит о необходимости любить безусловной любовью и уметь устраняться от эгоизма. Если ты сделаешь это, твоя боль исчезнет, потому что она привязана к твоему эго. Нет эго — нет боли.