– Адвокатская тайна, – улыбнулся в ответ Конрад, но потом покачал головой. – Нет, серьезно. Она совершенно потеряна. У нее появились суицидальные мысли, вы обязательно должны обратить на это внимание.

– Не волнуйтесь, мы к этому готовы. – Ротх почесал одну из проплешин. – К сожалению, такая реакция была ожидаема.

– Почему?

– Мы глубоко потрясли фрау Штайн, перевернули ее мир.

Ротх указал на книжный стеллаж с собранием сочинений Шопенгауэра. Одна из камер все еще торчала в корешке тома «Мир как воля и представление».

– И ей кажется, что восстановить его невозможно.

– Эй, эй! Пожалуйста, осторожно! – Конрад извинился и подошел к грузчику, который пытался вытащить круглый ковер из-под журнального столика.

– Это не мусор, его нужно сдать в химчистку.

– Это Энсо?[11] – спросил Ротх, последовавший за ним.

Конрад с уважением взглянул на него:

– Вы разбираетесь в символике дзен?

– Немного, – улыбнулся Ротх и указал на черную окружность на белом ковре. – Энсо, то есть круг, в дзен-культуре рисуют одним плавным движением. Художники дзен считают, что лишь тот, кто внутренне собран и находится в гармонии с самим собой, может нарисовать пропорциональный Энсо. Поэтому по качеству выполнения такого круга можно увидеть состояние сознания рисующего.

– Снимаю шляпу, – рассмеялся Конрад. Рабочий между тем исчез с журнальным столиком под мышкой. Другие грузчики тоже удалились с разными предметами мебели, так что Конрад и Ротх ненадолго остались наедине. – Не знал, что в вас пропадает философ.

Ротх рассеянно кивнул. Его пальцы еще раз сжали волокна ковра Энсо, затем он поднялся. В последний раз он окинул взглядом бутафорский кабинет и как бы между прочим спросил Конрада:

– Вы не могли расстаться с ней, верно?

– Простите?

– Вы хотели, чтобы она всегда была с вами. Всегда рядом.

– О чем вы вообще говорите? – спросил слегка раздосадованный Конрад.

Вместо ответа, Ротх посмотрел на ворсинки в своей руке, которые он только что поднял с ковра. Они были темно-коричневого цвета и казались необычно тонкими для ковра. Почти как волосы.

– В лаборатории Филиппа были найдены трофеи всех жертв. Кроме Эммы, – сказал психиатр и посмотрел Конраду прямо в глаза.

Защитник побледнел и словно постарел за секунду. Самоуверенность, которая не оставляла его ни на минуту, лопнула как мыльный пузырь.

– Что, черт возьми, вы хотите этим сказать?

Ротх ответил ему встречным вопросом:

– Вас не удивляет масштаб работ, профессор Луфт? – Психиатр развел руки, делая вид, что сам впервые видит все вокруг. – Бутафорское бюро, телевизор с разрешением UHD, скрытые камеры и микрофоны. И это все для того, чтобы помочь пациентке, страдающей паранойей, избавиться от ее галлюцинаций?

– Что здесь происходит? – тихо спросил Конрад. Его взгляд беспомощно скользил по декорациям в поисках выхода.

И прежде чем он нашел его, Ротх опустил на него гильотину правды:

– Мы наблюдали не за Эммой, а за вами!

Эмма плыла по дну иссиня-черного озера, борясь с приступами морской болезни. При этом волны, которые нарушали ее чувство равновесия, раскачивались в такт какой-то странной мелодии.

В такт голоса, который то шептал, то смеялся.

Голоса сумасшедшего.

Голоса Конрада.

«Я люблю тебя, Эмма».

Эмма почувствовала невероятную тошноту, открыла глаза, и ее вырвало прямо рядом с больничной кроватью.

Все еще с помутненным сознанием, она видела мир словно через матовое стекло, но знала, кто она (изнасилованная женщина), где находится (в Парк-клинике) и что Конрад сказал ей.

– Не волнуйся, я позабочусь о тебе, – говорил он, держа ее за руку. Глубокий сон Эммы он принял за состояние полного беспамятства. – Я буду защищать тебя, как всегда это делал.

Волны забытья уносили ее все дальше. И каждый раз голос возвращал ее обратно.

Ее вырвало до того, как медикаменты успели полностью подействовать, но Конрада давно уже не было в палате.

Зато его голос остался в ее голове. Зловещий монотонный шепот воспоминания.

– Я твой ангел-хранитель, Эмма. Я приглядывал за тобой в последние месяцы, я делаю это уже целую вечность. Понимаешь? Ради тебя я убил тех шлюх. Восстановил твой брак.

Только сейчас Эмма полностью поняла смысл этого бреда. Она была еще невероятно слаба. Но психотропные средства уже не так сильно затягивали ее в свое болото.

– Я желал тебя с первой секунды, как увидел. Ты была совсем маленькая, всего три года, когда пришла с отцом ко мне в бюро. Там была почти такая же обстановка, как сегодня. Даже ковер лежал на том же месте. Ты любила играть на букве «О», но наверняка не помнишь этого, ты была совсем малышка.

«Вот почему я с самого начала чувствовала себя там как дома».

Эмма уже в этот момент попыталась открыть глаза, но у нее не получилось.

– Я сразу заметил, что твой отец не очень хорошо относится к тебе. Ты всегда искала его близости, а он оставался холодным и резким. Я же не мог показать свои чувства. Мне приходилось прятаться, чтобы увидеть тебя.

«В моем шкафу!»

– Я наблюдал за тобой, заботился о тебе, охранял и оберегал тебя. Стал твоим отцом, которого у тебя никогда не было.

Конрад не только Парикмахер.

Он был и Артуром!

Поэтому Сильвия знала его имя. Она слышала его не от Филиппа, а от мужчины, который сам себя так назвал, вспомнила Эмма собственные, сильно замедленные мысли, которые то и дело прерывались шепотом Конрада.

У них был контакт, конечно. Наверняка Конрад ходил к Сильвии, когда Эмме было так плохо. Чтобы посоветоваться, как ей помочь. Лучший друг и лучшая подруга.

– Всю твою жизнь я присматривал за тобой, моя дорогая. Как в тот раз, когда твой бывший, Бенедикт, приставал к тебе, помнишь? Я так часто оберегал тебя, ты даже не замечала этого. Позже, когда ты повзрослела, я показался тебе на глаза. Но испугался, что ты поймешь мои настоящие чувства и оборвешь контакт из-за такой разницы в возрасте.

«Но ты же голубой?»

– Я просто сказал, что гомосексуалист. Обманул тебя, чтобы гарантировать твою близость, но эта же ложь, к сожалению, разъединила нас. О, как я желал тебя. Все эти годы.