соображений зашла к Афине и зачитала ей для оценки несколько особенно остроумных, на мой взгляд, строк из рукописи.

Сейчас я открыла номер на двенадцатой странице — тот самый рассказ Афины — и обнаружила, что на меня смотрят мои собственные слова.

Но это были не совсем мои слова. Просто мои чувства, вся их сбивчивая неразбериха, выраженная в чистом, несколько урезанном, но утонченном стиле, на который у меня тогда не хватало выразительности.

«И хуже всего то, что я не знала, — рассказывала главная героиня. — Я в самом деле не могла сказать, было ли это изнасилованием, хотела ли я этого, произошло ли вообще что-нибудь, была ли я рада, что ничего не произошло, или же, наоборот, хотела, чтобы что-то произошло просто для того, чтобы я могла сделать это более важным, чем есть на самом деле. Место между моих ног — это лакуна. Нет ни воспоминаний, ни стыда, ни боли. Все это просто исчезло. И я не знаю, что теперь делать с этой неполнотой».

Рассказ я прочитала от начала до конца, а затем еще и еще раз, с каждым прочтением обнаруживая все больше и больше сходства, узнавая частные детали, измененные либо с поразительной ленью, либо с безразличием. Парня звали Энтони, девушку — Джули. Они пили клубничный напиток «Шведка». И оба проходили один и тот же курс античной философии. Он пригласил ее к себе посмотреть «Хоббита».

— Рассказ у тебя неплохой. И тема такая интересная, — сказала я Афине за обедом, магнитя ее взгляд (интересно, как она будет выкручиваться). «Я знаю, с кого ты содрала».

Но она взирала абсолютно невинно и одарила меня вежливой, ничего не значащей улыбкой — той самой, которую потом регулярно дарила фанатам из-за столов на автограф-сессиях.

— Спасибо, Джунипер. Очень любезно с твоей стороны.

Больше мы никогда не говорили ни об этой истории, ни о том, что случилось с Эндрю.

Кто знает, может, это не более чем совпадение. Ведь мы были хрупкими молоденькими первокурсницами в большом университете, где, как известно, подобные вещи не редкость. В моей истории нет ничего уникального. На самом деле все вполне обыденно. Не у каждой девушки есть история изнасилования. Но почти каждая держит в себе историю типа «Я не уверена, что мне это понравилось, но назвать это изнасилованием тоже нельзя».

Однако я не могла не заметить сходства между фразами, которые использовала, описывая свою боль, и фразами, которые использовала Афина в своем рассказе. И прозу Афины я не могла отделить от воспоминания о ее карих, как у лани, сочувственно моргающих глазах, когда я, давясь рыданиями, описывала ей все те черные, уродливые вещи в моей душе.

Она украла мою историю. Я была в этом убеждена. Она похитила мои слова прямо у меня изо рта. И делала это со всеми вокруг на протяжении всей своей карьеры, так что если чувство мести при воспоминании об этом — это что-то зазорное, то пропади оно все пропадом.

«Мать-ведьма» удостаивается умеренно-теплого приема — множество одобрительных отзывов, но скромные продажи. Это, в принципе, и ожидалось. Новелла не полномасштабный роман — больше чем на сорок тысяч слов меня не хватило, — а рынок у таких книг всегда меньше. Бретт устраивает мне тур по трем городам, с вечерами в книжных магазинах Вашингтона, Бостона и Нью-Йорка, где по пятницам собрать зал книжных энтузиастов проще простого. Посещение хорошее. Никаких каверзных вопросов о моей расовой беспринципности. Никто не упоминает о скандале с плагиатом.

Критики благосклонны, хотя и слегка озадачены. Рецензия Kirkus, отмеченная звездами: «Тихая, душераздирающая история о предательстве и утраченной невинности». От Library Journal, тоже со звездочкой обзора: «Джунипер Сонг доказывает, что умеет обращаться со зрелыми темами в контекстах, абсолютно далеких от Первой мировой войны». И наконец, наше самое большое достижение — публикация в New York Times, ради чего, я знаю, Даниэле пришлось потянуть за известные ей ниточки: «Если и были какие-то сомнения насчет способности Сонг писать от своего имени, то „Мать-ведьма“ все их развеивает: Джунипер Сонг действительно самобытна». Во всем этом спокойствии есть что-то тревожное. Вокруг слишком уж тихо; удушающе тихо, как в воздухе перед грозой.

Но слишком уж велико мое облегчение, слишком я готова поверить, что все мои неприятности, кажется, остались позади. Я уже думаю о следующем контракте, о возможных вариантах съемок и передачи копирайта. На блокбастер «Мать-ведьма», может, и не тянет, но по ней вполне можно снять престижный мини-сериал. Что-нибудь вроде «Большой маленькой лжи» или «Повсюду тлеют пожары». Кто-нибудь позовет Риз Уизерспун продюсировать. На роль матери возьмут Эми Адамс. А меня пускай сыграет Анна Кендрик.

Я позволяю себе расслабиться. Голову кружат мечты. Спустя столько времени я наконец перестаю слышать призрак Афины всякий раз, когда сажусь писать.

Знать бы мне, что это ненадолго.

16

Через две недели после выхода «Матери-ведьмы» Адель Спаркс-Сато публикует в блоге пост под названием «„Мать-ведьма“ тоже плагиат! От этой Джун Хэйворд меня уже тошнит!»

Google Alert пикает как раз в тот момент, когда я собираюсь принять душ. Я откидываюсь на спинку кровати, прижимая полотенце к груди, и перехожу по ссылке.

«Как и многим из вас, мне было любопытно, когда издательство Eden Press анонсировало, что Джун Хэйворд, пишущая под псевдонимом Джунипер Сонг, выпускает отдельный роман. После обвинений, связанных с „Последним фронтом“, у меня возникли сомнения, сможет ли она написать что-нибудь столь же качественное, особенно сейчас, когда у Афины больше не остается работ, которые можно украсть, — по крайней мере, так думали мы все. И, уже открыв первую страницу, я не поверила своим глазам.

„Мать-ведьма“ начинается с идентичных строк из рассказа, над которым Афина Лю работала в 2018 году, на летнем семинаре Общества американских писателей азиатского происхождения. Такое совпадение не может быть случайным. Вот доказательства».

Ниже следуют скриншоты из Google Docs и фотографии печатных набросков рассказа с рукописными пометками, а также столько дат и пруфов, что подделать такое обвинение невозможно.

«На случай, если кто-то подумает, что это некая тщательно продуманная мистификация, я связалась с восемью разными участниками тогдашнего семинара. Не у всех сохранились распечатки с того лета, но все написали, что работу Афины помнят. В качестве подтверждения они прикрепили свои имена к этой статье. Если вы не хотите верить мне лично, подумайте о весомости наших объединенных свидетельств.

Дебаты об авторстве „Последнего фронта“ вызвали беспокойство у многих представителей азиатской диаспоры. Многие из нас, включая меня, не хотели верить, что кто-то способен совершить что-то настолько мерзкое и эгоистичное. И