Но мне было не до объяснений. Подняла таблетку с пола и запихнула в рот. Запила водой и опять легла, поджав колени.

— Господи, да забери же ты меня, наконец! — взвыла, теряя связь с реальностью.

Кирилл Геннадиевич вызвал какого-то врача, перенес меня на кровать. Усадил себе на руки и укачивал, как ребенка. Шептал что-то, гладил, обнимал крепче, когда я конвульсировала, вытирал слезы…

А потом приехал чудо-доктор и сделал мне инъекцию чудо-эликсира. Боль отступила буквально сразу, и вместо нее каждую клеточку тела заполнила эйфория. Что происходит вокруг — не понимала, но это было так красочно и здорово! Словами нельзя описать. Ярко, изумительно, завораживающе. Райский сад. Эдем. Обалденное ощущение!

Но самое классное состояло не в общем блаженстве наполнившим организм сверх меры. Ко мне, в этом сказочном сне впервые за все годы пришел Алеша. Мой любимый, мой родной, мой самый-самый лучший на свете. Он улыбался в своей плутовской манере. Легко коснулся губами лба. Зачем-то напоил водой. И неожиданно… исчез.

— Леш, вернись! Нет, нет, не уходи! — начала оглядываться, но его нигде не было видно. Моя комната. Только странная какая-то. Восхитительная. Радостная.

И я пошла его искать. Заглянула в шкаф — нету. Потом проверила ящики комода — тоже пусто. Подняла по очереди подушки на креслах. Куда он спрятался? Не могла понять, но и остановиться тоже не могла. Обошла все по кругу. Потом еще раз. И еще. Запуталась в шторе. Восторг не отпускал. Улыбаясь, чуть не оборвала тюль.

— Тихо-тихо. — Вдруг сказал он где-то за спиной.

— Ты вернулся! — ринулась к нему, но была поймана раньше. Ласковые руки меня освободили и прижали к груди. Кааайф. Как же долго я ждала этого. Сколько просила и умоляла, боже. — Не уходи, пожалуйста, не уходи.

— Не уйду. — Проговорил куда-то в макушку.

— Пообещай, что не уйдешь больше. — Потребовала, замирая от счастья.

— Обещаю. — Теплое дыхание согрело волосы. — Давай ты приляжешь сейчас?

— Не-е-ет… не хочу-у-у… ты опять исчезнешь…

— Я буду рядом. — Успокаивающе прошептал в ответ.

Он был прав, мне стоило немножко отдохнуть. Зато завтра, когда проснусь, смогу всем доказать, что была права! Лешка жив. И он вернулся! Ну и кто теперь из нас ненормальный?!

Мы лежали, обнявшись в полной тишине. Стук его сердца убаюкивал. Что такое благодать? Наверное, то, что я испытывала в те минуты…

Раскрыв глаза, застыла. Первое и самое важное — с замиранием обнаружила, что голова совершенно не болит. Не было привычных отголосков, что следуют за кризисом. А второе — она лежала на мужской груди. Так вот это была не Лешкина грудь. Приподнимаясь, моментально вспомнила, где именно находится сердце. Оно вздрогнуло и сжалось вместе со мной в унисон.

Аккуратно сняла свою ногу с его бедра. Свят, свят, свят! Наша поза с Дубовым со стороны, наверное, напоминала сиамских близнецов.

— Проснулась? — спросил, не раскрывая глаз.

— Эм-м-м… пока не знаю. — Горло пересохло, и язык плохо слушался. — О, мой, бог… — не договорив, тут же все вспомнила.

— Как часто у тебя такие приступы происходят?

Тяжело выдохнув, перевернулась на спину, отклеившись наконец-то от него.

— Когда как. Систематики у мигрени нет. Просто вы вчера по незнанию задействовали один из моих триггеров.

Кирилл Геннадиевич потянулся за бутылкой с водой и подал ее вначале мне, а потом сделал сам несколько глотков.

— Знаете, у врачей есть примета. Они никогда не желают друг другу спокойной ночи. Вот и мне… нельзя такого желать. Это как спусковой крючок. У каждого, кто страдает мигренью, свои триггеры. Есть такие, что встречаются чаще, а есть личные.

— Ты обследовалась?

— Разумеется. — Подумав, решила прояснить неприятный для себя момент. — Травка мне нужна в подобных случаях. Когда пропускаю начало. Обычно приближение определяешь сразу, но из каждого правила бывают исключения. И таблетки тогда уже не имеют такого эффекта. Для меня это вынужденная мера.

— Почему ты не объяснила мне раньше?

— А вы разве дали возможность? — усмехнулась криво.

— Прости. — Сказал тихо. Ого! Он умеет просить прощение?! — Я даже примерно не мог представить… такого.

— Теперь вы в курсе. — С Дубовым, как оказалось, можно было разговаривать вполне спокойно, не желая при этом выпрыгнуть из собственной шкуры.

— Что еще под запретом?

— Приступы зачастую идут после стресса. Нельзя допускать обезвоживание. Из продуктов я не ем сыр, свежие помидоры, баклажаны в любом виде и не пью вина. Срабатывают в девяноста процентах случаев. Ну а из слуховых триггеров вычислила пока только этот. — О том, что начиная с семнадцатого декабря, из моего рациона так же навсегда исчезнут оливки, говорить не стала.

Если вы думаете, что после такого душевного разговора Удав уменьшил обороты — очень ошибаетесь. Видимо он не догадывался, какое напряжение рождали во мне его намеки и знаки внимания. Или же понимание моральной встряски у каждого свое — не знаю.

С рождеством в Европе у нас не сложилось. Я приболела, видимо подхватив от кого-то из «Арт-Бума» инфекцию. В понедельник поднялась температура, и, если честно, впервые порадовалась простуде. Лететь с Кириллом Геннадиевичем куда-либо не возникало желания, потому, что внутреннее чутье подсказывало — стоит еще раз оказаться с ним в одной кровати, даже если она будет двухметровой ширины, мне придется туго.

Написала ему сообщение и с радостью отправилась в кладовую искать малиновое варенье. Когда ж еще можно натоптаться сладким без зазрения совести? Плюс, уж простите за откровенность, смогла вполне на легальной основе отделаться от общества Масловой. Если честно, помогая, не думала, что она будет настолько откровенно питаться моей энергией. Не спорю, ситуация в которую попала Люба — ужасна и не приведи господи ее кому-то пережить, но вечные слезы вкупе с жалобами не несли конструктива.

Мы обсудили все вдоль и поперек три тысячи раз, не меньше, но так и застряли на ее страхе принять решение. Возвращаться домой к родителям она не хотела, Валера продолжал беситься на тему «Я же попросил прощение, что тебе, курице еще надо?», а мне оставалось выгребать чужой негатив каждый божий день.

Поймите правильно, если бы беда случилась у Сашки или Светки — я бы слушала их с утра до вечера месяцами, так как они были моими близкими подружками, но отдаваться горю просто давней знакомой в какой-то момент не хватало терпения.

Разговоры «Я его люблю, а как же ребенок без отца, это все Васся/Петя/Гриша виноват, так как они заказали Валерчику путану на мальчишник, вот он и сбился с пути истинного» — утомляли до невозможности. Люба приходила в себя разве что на сцене «Арт-Бума». Но стоило ей выйти за пределы — тут же возвращалась к стенаниям.