в горле, забыть хотя бы ненадолго боль, вернуть счастье последних двух дней… хотя бы временно, на оставшиеся совместные шесть часов…

Тянусь губами к его губам. Мужчина откликается, сгребает меня в охапку, усаживает себе на живот. Я целую его лицо, старясь запомнить свои ощущения, прикосновения кожи к коже, зарываюсь пальцами в его мягкие волосы… И говорю, говорю, говорю… Искренне. То, что чувствую всем сердцем:

— Ваня, ты мой добрый волшебник. Самый сумасшедший, самый замечательный, самый красивый, внимательный, щедрый… Ты лучшее, что случилось в моей жизни и я рада, что мы встретились. Ты подарил мне сказку, любовь, безумный секс…

Ванины руки обхватили меня за бедра. Кожа полыхнула огнем под его пальцами. Дрожь волной пробежала по телу, когда он меня сдвинул чуть ниже, и я почувствовала ягодицами мужское возбуждение. Слова кончились, мысли остановились, совесть заткнулась.

Глаза в глаза. Лица сосредоточены. Не любовь. Не секс. Трах. Да. Сейчас нужен жесткий трах. Нужна разрядка эмоциональная и физическая. Только это может привести в чувство, позволить начать думать трезво и конструктивно.

Приподнимаюсь, опускаюсь на эрегированный орган. Плотно, тесно, приятно. Начинаю двигаться. Быстрее, еще быстрее. Пальцы впиваются в Ванины плечи. Глубоко. Больно. Сладко. Наше дыхание сбивчивое, зрачки мутные, движения резкие. Еще, еще, еще. Отпускаю себя, прикрываю глаза, отдаваясь подступающим ощущениям оргазма, и взрываюсь мощным выбросом вулканического пепла. Вскрикиваю и замираю, чувствуя только бешеную пульсацию внутри.

Мужчина крепко держит меня за бедра. Его губы плотно сжаты, на лбу испарина.

Он вбивается снизу, продлевая мой оргазм. Я кричу его имя, стону, задыхаюсь от нескончаемого удовольствия, умираю, воскрешаю, снова кричу…

И падаю ему на грудь после того, как он резко снимает меня с себя и с хриплым стоном выплескивает обжигающие струи спермы.

— Моя… — рваным дыханием бьет мне в затылок. — Ты моя, понимаешь?

Глава 50. Иван

— Не могу тебя отпустить, Наташка моя, не хочу расставаться. Боюсь даже думать, как я теперь буду без тебя. Я же сдохну.

Обнимаю девчонку за талию, вглядываюсь в потускневшие васильковые глаза — ищу те искры, что сам же безжалостно потушил несколько часов назад своим признанием. Но и не сказать не мог. Все равно бы узнала — не от меня, так от кого другого и было бы хуже. Душа рвется в клочья от боли, которую я чувствую в моем рыжике.

Вот позвал я девчонку в Екатеринбург, а потом сам же, тридцатилетний увалень, испугался, что передумает она приехать ко мне. Думал, на эмоциях после ссоры с мужем согласилась. Переживал, что в последний момент откажется. А она приехала. Увидел ее и понял — моя! Такая маленькая, хрупкая, красивая. С веснушками. И смущалась так… как в первый раз… И я с ней — как в первый раз… сам себя не узнавал.

И все эти три дня я балдел от своей синеглазки. Хотел ее постоянно как никого и никогда и все чаще ловил себя на мысли, что не представляю, как буду отпускать обратно. Надеялся уговорить остаться со мной.

А сейчас мы стоим на перроне в стороне от толпы, ожидающей поезд Москва-Абакан.

Прощаемся.

И хуже того, что происходит сейчас, со мной ни разу не было. Не понимаю просто, как можно оторвать часть себя, позволить ей уехать. Не видеть, не слышать, не трогать. Не залюбливать до полуобморочного состояния и самому не кайфовать от ее страсти, стонов, выкриков моего имени.

В тон нашему настроению начала портиться погода — небо заволокло низкими хмурыми тучами, резкие порывы прохладного майского ветра треплют Наташкины кудряшки, и то она, то я без конца убираем рыжие прядки с ее лица, позволяя лишний раз мне погладить ее нежную веснушчатую кожу.

— Не молчи, родная, — стираю две подлые слезинки, украдкой пробежавшие по солнечным веснушкам. Наташа смущенно улыбается из-за их предательского побега. Перебирает подрагивающими пальчиками пуговицы на моей рубашке, укрываясь за моей фигурой от коварного ветра. Такая красивая и такая беззащитная. Сдерживается, чтобы не заплакать сильнее, глотает комок в горле. — Приезжай ко мне вместе с сыном. Хотя бы на лето, на каникулы. Давай попробуем жить вместе. Не понравится — уедете, держать не буду…

"Буду! Еще как буду! Не отпущу!" — кричит сердце.

— Я не знаю… Я не могу… так… это неправильно, — выдавливает из себя Наташа, пряча от меня влажную синеву.

Меня распирает от желания схватить упрямую, слишком целомудренную рыжую, перекинуть через плечо и увезти обратно в номер, приковать наручниками к батарее и не отпускать никуда и никогда. А как только командировка закончится, увезти ее к себе в Москву. Доказать серьезные намерения, показать настоящее, искреннее желание быть вместе.

Но я не могу так поступить с ней. Там, дома, у нее сын. А между мной и Денисом Наташа выберет сына. Без вариантов. И потому, скрипя сердцем, отпускаю. С отчаянием прошу подумать над моим предложением.

— Просто давай попробуем! — умоляю девчонку с васильковыми глазами, в последний раз поцеловав ее перед тем, как отпустить в вагон. Не знаю как и что еще убедительнее сказать, не получается у меня! Закрылась она.

— Я позвоню тебе! Напишу! — кричу ей в окно ее купе, жестикулируя вдобавок пальцами. Она машет головой из стороны в сторону. Стирает слезы с веснушчатых щек, грустно улыбается. Кладет ладошку на стекло, сжимает пальчики…

Она как будто навсегда прощается!

Поезд медленно покатился, набирая скорость, безжалостно увозя от меня любимую женщину. Я опустошен, раздавлен, одинок.

Маров, идиот, ты все испортил!

Глава 51. Иван

Но я не мог не сказать! Оксана вдруг одумалась и пошла на попятную с разводом. На третий день после моего отъезда начала названивать. Восприняла те мои слова как шутку, а последний телефонный разговор и вовсе поверг меня в шок.

— Ванечка, я подумала над твоим предложением, — голос жены в трубке бодрый и звонкий, впрочем, как обычно. И слова ее так уверенно звучали, как будто текст начитанный произносила еще и с театральными паузами. — Я не хочу разводиться. Видишь