судьба распорядилась так, что он учился у того же учителя, что и Александр Васильевич Суворов, и он же представил будущего соправителя Екатерины Великой Григория Потёмкина, «гений которого (в будущем) царил над всеми частями русской политики», Елизавете Петровне в числе 12 лучших воспитанников Московского университета, разгадав в талантливом юноше необыкновенные способности. Вместе с Потёмкиным в числе тех двенадцати отличников был представлен и Денис Фонвизин.

К Шувалову с большим уважением относился наш великий учёный Ломоносов. Сохранилось письмо Михаила Васильевича, касающееся создания Московского университета:

«Милостивый государь Иван Иванович! Полученным от Вашего Превосходительства черновым доношением Правительствующему Сенату к великой моей радости я уверился, что объявленное мне словесно предприятие подлинно в действо произвести намерились к приращению наук, следовательно, к истинной пользе и славе отечества. При сём случае довольно я ведаю, сколь много природное Ваше несравненное дарование служить может, и многих книг чтение способствовать. Однако и тех совет Вашему Превосходительству не бесполезен будет, которые сверх того университеты не токмо видали, но и в них несколько лет обучались, так что их учреждения, узаконения, обряды и обыкновения в уме их ясно и живо, как на картине, представляются. Того ради ежели Московский университет по примеру иностранных учредить намеряетесь, что весьма справедливо, то желал бы я видеть план, Вами сочиненной. Но ежели ради краткости времени, или ради других каких причин того не удостоюсь, то, уповая на отеческую Вашего Превосходительства ко мне милость и великодушие, принимаю смелость предложить моё мнение о учреждении Московского университета кратко вообще».

Шувалов с Ломоносовым подробно обсуждали план создания университета, определяли, какие необходимо иметь факультеты и кафедры.

Историк Евгений Анисимов отметил:

«В конце жизни императрицы Шувалов был единственным её докладчиком, готовил тексты указов и объявлял сановникам её решения. И при этом фаворит никакой выгоды не извлёк. Он оказался бессребреником. Разумеется, фаворит императрицы не бедствовал, но всё же никто не мог прошипеть ему вослед: “Вор!” Остаться, да ещё так долго, у кормушки власти честным, бескорыстным, незапятнанным человеком – подвиг редкостный. Рассказывали, что после смерти Елизаветы Иван Шувалов передал её преемнику императору Петру III миллион рублей – прощальный подарок государыни. Этот поступок Шувалова вполне соответствует всему, что мы о нём знаем. Известно также, что после смерти Елизаветы и отставки он часто занимал деньги у своей сестры. Он был просто не очень богат для вчерашнего фаворита императрицы. И в этих его качествах кроется одна из причин долгого фавора Шувалова. Всегда подозрительная к малейшим попыткам фаворитов использовать её любовь к ним в ущерб её власти, Елизавета безгранично доверяла Шувалову, потому что не раз убедилась в его бескорыстии и порядочности».

И. И. Шувалов. Художник Ф. С. Рокотов

Кто же стал отцом наследника престола?

На протяжении всего царствования Елизавету Петровну волновал вопрос о том, кому же достанется в дальнейшем престол русских царей. Когда она поняла, что передавать его племяннику не просто глупо, но даже преступно, решила дождаться сына от Петра Фёдоровича и Екатерины Алексеевны, чтобы его воспитать самой и объявить наследником престола. Но тут случилось то, что она не могла предвидеть. Потомства у великокняжеской четы не получалось. Надо было как-то выходить из положения…

Решение могло быть только одно: ребёнок должен родиться, и родить его должна великая княгиня Екатерина Алексеевна, супруга наследника российского престола, от великого князя Петра Фёдоровича или родить якобы от него, что должно содержаться в величайшей тайне.

После того как прошло целых девять лет после свадьбы и стало ясно, что нужного результата от супружеской пары не будет, провели медицинское освидетельствование великого князя. Но конкретизировать то, что определили врачи, не будем. Отметим только суть. Освидетельствование показало, что Пётр Фёдорович не способен стать отцом.

Тогда кто же им должен стать? Вот об этом и поговорим в очередной главе.

Посмотрим, что же об этом писала сама Екатерина Великая. А рассказала она в своих «Записках…» об одной весьма любопытной беседе с графиней Марией Симоновной Чоглоковой, статс-дамой при дворе императрицы Елизаветы Петровны. Екатерина прекрасно знала, что Чоглокова, урождённая Гендрикова, являлась по линии матери своей Христины Самуиловны Скавронской родной племянницей Екатерине I Алексеевне и двоюродной сестрой императрице Елизавете Петровне. То есть вполне доверенной особой государыни.

Так вот, Екатерина в своих «Записках…» рассказала:

«Между тем Чоглокова, вечно занятая своими излюбленными заботами о престолонаследии, однажды отвела меня в сторону и сказала:

– Послушайте, я должна поговорить с вами очень серьёзно.

Я, – писала Екатерина, – понятно, вся обратилась в слух; она с обычной своей манерой начала длинным разглагольствованием о привязанности своей к мужу, о своём благоразумии, о том, что нужно и чего не нужно для взаимной любви и для облегчения или отягощения уз супруга или супруги, а затем свернула на заявление, что бывают иногда положения высшего порядка, которые вынуждают делать исключения из правил.

Я дала ей высказать всё, что она хотела, не прерывая и вовсе не ведая, куда она клонит, несколько изумлённая и не зная, была ли это ловушка, которую она мне ставит, или она говорит искренно. Пока я внутренне так размышляла, она мне сказала:

– Вы увидите, как я люблю своё Отечество и насколько я искренна; я не сомневаюсь, чтобы вы кому-нибудь не отдали предпочтения: представляю вам выбрать между Сергеем Салтыковым и Львом Нарышкиным. Если не ошибаюсь, то последний.

На что я воскликнула:

– Нет-нет, отнюдь нет.

Тогда она мне сказала:

– Ну, если это не он, так другой, наверно.

На это я не возразила ни слова, и она продолжала:

– Вы увидите, что помехой вам буду не я.

Я притворилась наивной настолько, что она меня много раз бранила за это как в городе, так и в деревне, куда мы отправились после Пасхи».

По поведению Чоглоковой Екатерина не могла не понять, что всё идёт от императрицы и что кандидаты в отцы наследника уже обсуждены, но выбор оставался за нею самой…

А вот по какому принципу они были подобраны, понять очень важно.

Лев Нарышкин был младшим сыном двоюродного брата Петра Первого, Александра Львовича Нарышкина, и статс-дамы Елены Александровны Апраксиной, внучки Петра Матвеевича Апраксина. В 1751 году был назначен камер-юнкером при дворе великого князя Петра Фёдоровича. Фактически он был дальним родственником императрицы.

А вот Сергей Салтыков происходил из ещё более знаменитого рода, восходящего в дальних коленях к Рюриковичам.

В «Чистосердечной исповеди», которую императрица Екатерина Вторая адресовала Григорию Александровичу Потёмкину незадолго до их венчания, она открыто заявила о своих отношениях с молодым красавцем:

«Марья Чоглокова, видя, что чрез