Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элеанора
— Твои волосы отлично выглядят, Элеанора, — сказала мама Парка.
— Спасибо.
Элеанора не пользовалась диффузором, но использовала кондиционер, который дала ей мама Парка. И еще она разыскала атласную наволочку среди полотенец и белья в шкафу в спальне. Не иначе — знак свыше. Словно сам Господь Бог желал, чтобы Элеанора получше ухаживала за волосами.
Казалось, теперь она и правда гораздо больше нравится маме Парка. Элеанора не позволяла больше делать ей полный макияж, но мама Парка не сдавалась. Она то и дело пробовала на ней новые тени для век или пыталась сотворить что-нибудь с волосами.
— Жаль, что у меня не родилась девочка, — говорила она порой.
Жаль, что у меня нет такой семьи, как эта, думала Элеанора. И лишь изредка чувствовала себя предательницей.
Элеанора
Вечер среды — самое худшее время.
По средам Парк ходил на тхэквондо, а Элеанора после школы возвращалась домой. Принимала ванну и весь вечер пряталась в спальне, читая книжку.
Было слишком холодно, чтобы играть на улице — и дети лезли на стены от скуки. Когда Ричи приходил домой, от него некуда было скрыться.
Бен боялся, что Ричи отправит его в подвал — и сидел в шкафу в спальне, возясь там со своими машинками.
Потом Ричи включал «Майка Хаммера».[104] Тогда мама отправляла в спальню и Мэйси, хотя Ричи уверял, что ей можно остаться.
Мэйси вошла в комнату, недовольная и раздражительная. Она подошла к кровати.
— Можно к тебе?
— Нет.
— Ну пожалуйста…
Их кровать предназначалась для подростков. Небольшая. Элеанора едва помещалась на ней. А девятилетняя Мэйси отнюдь не была невесомой худышкой…
— Ладно, — вздохнула Элеанора.
Она аккуратно подвинулась, словно на тонком льду, и засунула грейпфрутовую коробку себе за спину, в угол.
Мэйси забралась к Элеаноре и уселась на ее подушку.
— Что читаешь?
— «Обитателей холмов».
Мэйси было плевать, что она там читает. Она скрестила руки на груди и наклонилась к Элеаноре.
— Мы знаем, что у тебя есть парень, — прошептала она.
У Элеаноры остановилось сердце.
— Нет у меня никакого парня, — сказала она равнодушно, не задумавшись ни на миг.
— Брось, мы все знаем.
Элеанора глянула на Бена, сидящего в шкафу. Он смотрел на нее безо всякого выражения. Спасибо Ричи — все они были мастерами безучастных лиц. И могли бы составить семейную команду для игры в покер.
— Бобби нам сказала, — продолжала Мэйси. — Ее старшая сестра гуляет с Джошем Шериданом, и Джош говорит, что ты — девушка его брата. Бен сказал, что это неправда, а Бобби смеялась над ним.
Бен и бровью не повел.
— Вы расскажете маме? — спросила Элеанора. Пора было переходить к сути дела.
— Пока не сказали, — ответила Мэйси.
— Но собираетесь? — настаивала Элеанора, борясь с желанием столкнуть Мэйси с кровати.
Если она это сделает — будет скандал.
— Он заставит меня уйти, те же знаешь, — с яростью сказала Элеанора. — Почему, когда я счастлива, всегда случается какое-нибудь дерьмо?
— Мы не скажем, — пробурчал Бен.
— Но это нечестно, — вставила Мэйси, привалившись к стене.
— Что? — сказала Элеанора.
— Нечестно, что ты все время уходишь.
— И чего вы от меня хотите? — спросила Элеанора. Эти оба смотрели на нее отчаянно и почти… почти с надеждой.
Все, что говорилось в этом доме, говорилось с отчаянием. Отчаяние давно стало здесь белым шумом. Но еще была надежда — надежда, которая лезла к ней в сердце маленькими грязными пальчиками…
Она знала, что не права. Будто что-то перегорело в ней. Ей бы следовало быть с ними помягче. Но вместо нежности Элеанора чувствовала лишь равнодушие и злость.
— Я не могу взять вас с собой, — сказала она, — если вы на это намекаете.
— Почему нет? — спросил Бен. — Мы бы поиграли с другими детьми.
— Там нет других детей, — ответила Элеанора, — все не так, как вы думаете.
— Тебе на нас плевать, — сказала Мэйси.
— Не плевать, — прошипела Элеанора. — Я просто… не могу вам помочь.
Открылась дверь, и вошел Маус.
— Бен, Бен, Бен, где моя машинка, Бен? Где моя машинка, Бен? — Он запрыгнул на Бена — безо всякой причины. Маус вечно так запрыгивал, что думалось: обнять он тебя хочет или убить.
Бен попытался оттолкнуть Мауса — так тихо, как только мог. Элеанора кинула в него книгой. Мягкая обложка, боже.
Маус выбежал из комнаты, и Элеанора протянула руку, чтобы захлопнуть дверь. Она могла открыть бельевой шкаф, не вставая с кровати.
— Я не знаю, как вам помочь, — сказала она, чувствуя себя так, словно бросает их одних на глубокой воде. — Я не знаю даже, как помочь себе.
Лицо Мэйси стало жестким.
— Пожалуйста, не рассказывайте, — попросила Элеанора.
Бен и Мэйси обменялись взглядами. Потом Мэйси — с тем же жестким посеревшим лицом — обернулась к Элеаноре.
— Ты позволишь нам брать твои вещи?
— Какие вещи?
— Комиксы, — сказал Бен.
— Они не мои.
— Косметику, — сказала Мэйси.
Видимо, они уже обшарили ее кровать. Грейпфрутовая коробка в эти дни была полна контрабанды — от Парка. Элеанора не сомневалась, что младшие все видели.
— Косметику положишь на место, когда наиграешься, — сказала Элеанора. — А комиксы не мои, Бен. Я взяла их только почитать. Ты должен очень аккуратно с ними обращаться.
— И если тебя застукают, — повернулась она к Мэйси, — мама все это отберет. Особенно косметику. Тогда никто из нас ничего не получит.
Они синхронно кивнули.
— Я тебе позволю брать кое-что из моих вещей, — сказала она Мэйси. — Надо только попросить.
— Врешь, — сказала Мэйси.
И она была права.
Парк
Среда — худший из дней.
Они не виделись с Элеанорой. А отец по-прежнему игнорировал его — и за ужином, и на тхэквондо.
Парк спрашивал себя, только ли в косметике все дело. Или карандаш для глаз стал той соломинкой, которая сломала спину верблюда? Все свои шестнадцать лет Парк был странным, слабым и женоподобным, и отец нес это груз на своих широких плечах. Когда же в один прекрасный день Парк накрасился — это и случилось: отец просто-напросто скинул его с плеч.