Ницше устами Заратустры утверждал: «Все в женщине — загадка, и все в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью».

Беременностью от Тебя! Именно так! Без тебя, погруженного в Тайну, не может быть разгадки.

Беременностью! Только погруженные в тайну жизни, способны породить человека, в котором больше всего нуждается контур Жизни. Но социальный контур руками Великого инквизитора может препятствовать этому. Может и порой препятствует, не понимая — зачем?

Именно соединение мужчины и женщины, самца и самки является заключительным аккордом в последовательности управляющих команд «тонкого» витального мира, которые требуют особого состояния души. И эта последовательность замкнута сама на себя в бесконечности своих повторений.

Поэтому-то в нашей вселенной смерть в любви порождает жизнь. А жизнь в ненависти заканчивается смертью.

Поэтому-то в нашей вселенной вся жизнь Рыцаря — это постоянный крестовый поход в защиту любви. Он служил своей даме, как и Богу, бескорыстно и постоянно. И этим служением он не просто поддерживал огонь в крови, он разжигал его все больше и больше. И когда огонь стал больше его самого, когда пламя, клокоча и шипя, вырвалось наружу, тогда дама попала в силу притяжения огня. Она вспыхнула, подобно паутинке от пламени свечи, и встретившиеся взгляды слились в один, как сливаются в один два пожара, сумевшие дотянуться друг до друга. Они усиливают друг друга, превращая весь мир в огромное пылающее солнце, в котором от индивидуального эго не остается даже следа.

Они обладали друг другом, но этого было мало. И они обладали еще и еще. Остановиться? Тихий внутренний голос самосохранения советовал остановиться. Но остановиться, значит вернуться назад, вернуться к тому, что было до встречи тел. Вернуться назад — значит отступить. А ради чего отступать? Только ради того, чтобы пожить подольше, чтобы через какое-то время опять вспыхнуть и опять отступить? Отступить, когда огонь съест всё, что можно позволить себе сжечь? Отступить когда не останется сил, но останется возможность для их восстановления.

И так всегда, день за днем, ходить по кругу, будучи привязанным к центру этого круга крепкой верёвкой самосохранения. Именно так бродит вокруг колышка привязанный осел, пощипывая травку. Зато он не потеряется, не пропадет. Всё размеренно, всё правильно, как говорится «шаг за шагом», «шаг вперед, чтобы потом стал возможным шаг назад».

Но иногда отступать бывает уже поздно. Это когда пламя начинает пожирать саму систему самосохранения, разум и тело, вместе со всеми внутренними органами. В этой ситуации страсть обладания меняет свой цвет, погружая обоих в тихую пелену сна. Сна, из которого уже нет возврата. Смерть в любви чем-то похожа на смерть от потери крови, когда уже ничего не больно, и лишь видения баюкают засыпающий разум, словно вечерние уставшие морские волны, прибивающие пустую лодку к берегу. Смерть в любви чем-то похожа на сон замерзающего путника. Он уже не чувствует холода, ибо в нем самом нет ни капли внутреннего тепла, в сравнении с которым можно что-то назвать холодным. Сравнивать не с чем и не чем. И путник сам не хочет просыпаться.

Также и Рыцарь с Дамой — они не могут разомкнуть объятия, они не способны выйти друг из друга. Они пришли домой, ибо каждый из них и является домом для другого; домом, на котором написано: «Дом Бога». Так зачем же начинать путь сначала? Зачем, если все равно опять придется вернуться и опять войти друг в друга. Зачем, если они уверены в своем выборе? Они уверены, что поиск завершен. Разомкнуть объятия — значит рисковать возможной потерей друг друга. А вдруг что-то сложится не так, и мир не позволит им завтра встретиться? Так пусть уж дорога ведет дальше. Пусть дорога проведет жизнь сквозь смерть. И слабая тревога за жизнь отступает перед надеждой на то, что там дальше, в этом бесконечном оргазме будет что-то великое, будет новое качество, новая ступенька, на которую еще не ступали не их тела, не их души.

У них уже нет индивидуальных оргазмов. А только общий, один на двоих, стирающий все границы тел. Да и тот, питаясь телам, кружа и замирая, трансформируется в сказочное сновидение.

Так идти вперед до конца или вращаться по кругу?

Ответ на этот вопрос они унесли с собой. А вопрос остался: Всегда идти вперед до конца или вращаться по кругу? Или, может быть, от нас это не зависит? Так кто-нибудь может знать ответ, или все, знающие неспособны на него ответить, ибо, как утверждается, знающий — молчит, а говорящий не знает?

Те же, кто не способны воспользоваться пламенем любви для продления себя в бесконечность, должны в нем сгорать. Это в лучшем случае! Так жизнь очищается от порожденного ею же мусора. И делает это все тот же вечный огонь «мерами загорающий и мерами потухающий». Но, а тот, кто спрятался от гераклитового огня, тому остается просто гнить, доживая. В конце-то концов, гниение — это тоже горение, только в другом масштабе времени. Именно так сегодня тлеет Европа.

Разбойник вышел на улицу. И встал на перекрестке.

«Это уже было», — подумал он, — «Город. Перекресток. Машины, машины, машины. И ни в одну сторону нельзя перейти дорогу. Для людей всюду горит красный огонь светофора. Красные, запретительные огоньки и…».

Но Разбойник принял решение, он пойдет туда, куда раньше откроется путь. Он может подобное позволить себе, ибо его никто не ждет, ибо он никому не нужен.

Люди, идущие по своим делам. Люди. Много, много людей. Они появляются откуда-то издалека. Тела их заполняют собой весь горизонт и исчезают.

«Где здесь я? Кто из них я? Как мне узнать среди них себя? Много ли меня среди них? Мы все приходим из бесконечности и уходим в бесконечность. А в бесконечности есть все и много всего. И, конечно же, раз речь идет о бесконечности, то просто по определению, я не могу быть в единственном числе. Ибо бесконечность способна породить множество копий с одинаковой судьбой и с одинаковой душой. И при этом никто не мешает всем этим двойникам встретиться здесь и сейчас. Это в пределах правил, установленных Бесконечностью. И я знаю, что это так и есть. Но мое знание не есть знание разума. Разум стал так думать лишь после того, как знание вошло в дыхание каждой клеточки моего тела и в волненье каждого колебанья души.

Узнать себя в другом, а другого в себе! — Разве не это есть основная проблема бытия?»

«Тому, кого ищут, самому далеко ходить не надо», — вдруг услышал он голос и оглянулся. Но рядом никого не было.

— Почему? — хотел он спросить.

— Да потому, что здесь, то и везде! — хотел он услышать и услышал.