Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты угрожаешь безоружному.
– Плевать на правила чести, когда речь идет о таком ничтожестве, как ты!
Помрачнев, лорд Невилл спустился из экипажа и присоединился к Гринграсу.
Ричард услышал шорох и обернулся. Покачиваясь от слабости, Дженевив поднялась и держалась за дверцу экипажа. Она выглядела так, словно не понимала, жива она или мертва. Волосы были растрепаны, руки сжимали разорванный лиф. На плечах и шее виднелись красные пятна и ссадины.
Когда ее изумленный взгляд нашел Ричарда, она вздохнула с таким облегчением, что он не выдержал и обнял ее.
Как бы сильно Ричард ни мечтал убить проклятого Фэрбродера, сначала нужно было позаботиться о Дженевив.
– Позвольте отвести вас домой, мисс Барретт, – произнес он учтиво.
Девушка выпрямилась и спустилась на землю, опершись на его руку. Мужество не покинуло ее. Ричард взирал на Дженевив с уважением и нежностью. Он приобнял ее за талию, но она вздрогнула и схватилась за бок. Должно быть, проклятый Фэрбродер ударил ее!
Ричард обернулся к лежавшему на земле лорду Невиллу.
– Если ты еще хоть раз сунешься к ней, клянусь, я убью тебя. И тебя уже ничто не спасет. А если ты или твой приспешник обмолвится хоть словом о произошедшем, я выслежу вас обоих и сделаю так, что ни один сыщик не найдет ваши тела. Я достаточно ясно обрисовал ситуацию?
Фэрбродер смотрел снизу вверх с ядовитой ненавистью.
– Ты рано радуешься, ублюдок. Никто и никогда не смеет угрожать Невиллу Фэрбродеру. Если ты думаешь, что имя и золото в кармане делают тебя неуязвимым, то сильно ошибаешься.
Всю жизнь Ричарда называли ублюдком. Он ожидал, что знакомый гнев затопит все его существо и лишит способности мыслить здраво, но этого не произошло. Более того, прежняя ярость отступала, оставалось лишь беспокойство за Дженевив.
Ричард не ответил лорду Невиллу.
– Ты сможешь идти? – тихо спросил он девушку, продолжая держать двух мужчин на мушке.
– Смогу, – прошептала она, держась за бок.
– Тогда давай уйдем отсюда, – сказал Ричард, подставляя ей плечо.
Лишь когда экипаж остался далеко позади, Дженевив перестала нервно оборачиваться на каждый шорох и вздрагивать от отдаленного перестука колес. Она чувствовала себя жалкой и униженной, и объятия Кристофера теперь казались ей единственной защитой.
– Куда мы идем? – спросила Дженевив.
Он остановился и переложил пистолет в другой карман, чтобы ей было удобнее опираться на его плечо.
– В Лейтон-Корт. Там тебя ждут отец и тетя.
Дженевив стало дурно.
– О нет! Я хочу домой.
Она ожидала возражений, но они не последовали.
– Естественно, именно туда мы и направимся. Твои родные волнуются. С ними ты будешь в безопасности.
– В безопасности я буду дома. Там есть Доркас.
– Она не сможет защитить тебя.
– Ты говоришь обо мне, словно я больна! – слабо возмутилась девушка. Ее гордость изрядно пострадала, но ей не хотелось выглядеть сломленной в глазах Кристофера.
Он смотрел с состраданием, и почему-то из-за этого ей хотелось плакать. Словно почувствовав это, Кристофер положил ей руку на голову и притянул к своему плечу, осторожно поглаживая волосы.
– Ты сможешь себя защитить, конечно… Скажи, ты не пострадала? У тебя… ничего не болит?
Дженевив вздохнула. Откуда бралось в этом человеке, которого она совсем недавно считала негодяем, столько нежности и заботы?
Глаза сами собой закрылись, и Дженевив доверчиво прижалась к Кристоферу.
– Ты ведь не станешь расспрашивать меня, как именно все было?
– Можешь не рассказывать. Я понимаю, тебе это неприятно.
Он не мог понимать! Как вообще возможно, что он читает на ее лице все мысли, улавливает все оттенки эмоций?
Объятия Кристофера дарили покой и утешение, а не сулили ласки и соблазн. Это было странно и непривычно. Это было… неправильно.
Мужчины, окружавшие ее, так или иначе доказали: глупа женщина, доверяющая сильному полу. Ее отец был слабым и безвольным человеком, неспособным держать слово из страха потерять славу и успех. Старый друг семьи оказался отвратительным развратником, не считавшимся с чужими желаниями. Не мог, не мог Кристофер Эванс быть другим – быть лучше всех остальных…
Дженевив собралась ответить что-то колкое, но не нашла подходящих слов. Он ласково перебирал пальцами ее локоны. Дрожь пробежала по телу вслед за его прикосновениями.
– Замерзла? – Кристофер выпустил ее из объятий, чтобы снять плащ и накинуть ей на плечи.
Это было уже слишком. Слезы наполнили ее глаза, и Дженевив отвернулась, чтобы смахнуть их украдкой.
– Боюсь, сегодня ты нажил себе могущественного врага, – сменила она тему.
От его плаща исходил запах лимонной вербены.
Кристофер пожал плечами.
– Я смогу это пережить.
Эта небрежность в тоне… такая привлекательная, делала его неотразимым.
– Невилл завидовал тебе, потому что ты быстро нашел путь к сердцу отца.
– Какая глупость, Дженевив. Дело не в твоем отце. Невилл просто ревновал тебя ко мне.
– Ты преувеличиваешь, – возразила она, но не вполне уверенно.
Кристофер улыбнулся. Сердце Дженевив против ее воли застучало чаще.
– Ты всерьез нравишься мне. И я все время пытаюсь добиться взаимности. Естественно, Фэрбродер не мог этого не заметить. – Кристофер приблизил к ней лицо. – Равно как и ты.
– Я? – пролепетала Дженевив.
Что означала эта фраза? «Ты всерьез нравишься мне». Конечно, она знала, что Кристофер Эванс желает ее как женщину. Но это странное дополнение «всерьез».
Дженевив впервые видела его в непривычном образе – образе заботливого мужчины и настоящего джентльмена.
– Кстати, хорошо, что ты закричала. Это помогло мне найти экипаж, – заметил Кристофер. – Умный ход.
– Дело не в уме, – призналась Дженевив. – Я закричала от ужаса. Он стал душить меня, вслед за этим хотел, чтобы я замолчала.
– Дьявол, надо было отстрелить ему руки! – завелся Кристофер.
Он прижал ее к себе, запахнув плащ. Его мягкие, успокаивающие движения постепенно стирали из памяти моменты отвратительных домогательств лорда Невилла Фэрбродера.
– Отстрелить руки? Изощренная месть, – пробормотала девушка.
– Ну, можно придумать и поизощреннее, – заметил Кристофер. – В рукописях твоего отца есть упоминания о пытках врагов, практиковавшихся в средние века.
Удивительно, но она рассмеялась. Смех был вялым и быстро угас, но все же это был искренний смех. А ведь еще с минуту назад Дженевив казалось, что она не сможет смеяться еще очень долго.